Убийственно тихая жизнь. Луиза Пенни

в Монреале. И, будучи чернокожей, часто видела на лицах людей то единственное в своем роде выражение, которое появляется, когда на тебя смотрят как на мебель.

      Рут обратилась к Оливье, меняя тему разговора:

      – Я была в подвале и нашла там кое-какие вещички. Подумала, может, ты продашь их для меня?

      Подвал Рут был ее банком.

      – Прекрасно. Что за вещи?

      – Да кое-что из рубинового стекла…

      – О, замечательно. – Оливье любил цветное стекло. – Ручное дутье?

      – Ты что, меня за идиотку держишь? Конечно ручное дутье.

      – Ты уверена, что они тебе больше не нужны? – Оливье всегда задавал этот вопрос своим друзьям.

      – Прекрати меня об этом спрашивать. Думаешь, я завела бы разговор, будь у меня какие-то сомнения?

      – Старая сука.

      – Шлюха.

      – Ну хорошо, расскажи мне о них, – сказал Оливье.

      Вещи, которые Рут доставала из подвала, и в самом деле были невероятными. У нее словно имелась нора, прорытая в прошлое. Там было много мусора вроде старых сломанных кофеварок и перегоревших тостеров. Но от большинства других вещей у Оливье сердце заходилось. Корыстный торговец антиквариатом в нем (а эта личность составляла гораздо бо́льшую часть его существа, чем он готов был признать) был в восторге оттого, что имеет эксклюзивный доступ к сокровищам Рут. Ему иногда снились сны наяву об этом подвале.

      Но если сокровища Рут возбуждали его, то при мыслях о доме Джейн он просто слюной истекал. Он готов был убить, чтобы увидеть, что там у нее за кухней. В одной ее кухне антиквариата было на десятки тысяч долларов. Когда он по настоянию паникера Габри впервые появился в Трех Соснах, то чуть не потерял дар речи, увидев линолеум в прихожей Джейн. Если у нее прихожая – настоящий музей, а кухня – сокровищница, то что, черт возьми, скрыто в других помещениях? Оливье выкинул из головы эту мысль, подумав, что его, скорее всего, ждет разочарование. «IKEA». И ворсистый ковер. Он давно уже перестал спрашивать себя, почему Джейн никогда никого не приглашает за распашную дверь в ее гостиную и дальше.

      – Что касается удобрений, Джейн, – сказал Габри, согнувшись всем своим мощным телом над одним из пазлов Питера, – то я смогу доставить их вам завтра. Вам нужна помощь по саду?

      – Нет, там уже почти все сделано. Но наверное, в последний раз. Мне это становится не по силам.

      Габри с облегчением услышал, что его помощи не требуется. Разобраться с собственным садом тоже требовало немалых трудов.

      – У меня есть много деток розового алтея, – сказала Джейн, вставляя на место кусочек пазла с голубым небом. – А как вам понравились бархатцы? Что-то я их у вас не заметила.

      – Я их сажал прошлой осенью, но они никогда не называли меня мамочкой. Вы мне еще не дадите? Могу поменять на монарду.

      – Боже, не делайте этого.

      Монарда была цукини цветочного мира. Она играла значительную роль на осеннем базаре и была незаменима в костре на День благодарения, от нее исходил сладковатый запах бергамота, а потому возникало ощущение, будто во всех домах деревни заваривают чай «Эрл Грей».

      – Мы