Самое счастливое утро. Николай Устюжанин

не отпускала, я смотрел в окно на мерцающие звезды, на темно-фиолетовые горы со снежными шапками и слушал музыку, исходившую одновременно и от речных водоворотов Мзымты, и от меня самого.

      Это была первая решающая ночь в моей жизни.

      Утро оказалось неудачным: в кассах аэровокзала билетов до Волгограда не было. Удалось купить их на вечерний рейс дня следующего. Пришлось снимать угол на одну ночь в армянском квартале Адлера: над моей кроватью висел электрический ночник с тусклой лампочкой посреди фиолетовых лепестков пластмассового цветка. Днем промаялись на аэровокзале, а вечером сели, наконец, в реактивный Ту-104. Салон показался мне занятным: подслеповатые иллюминаторы, раскладные деревянные столики за спинками кресел передних пассажиров, притушенный свет боковых светильников. Кормили очень хорошо, приветливые стюардессы разносили первое, второе, газировку, конфеты, шоколад – все с фирменными значками «Аэрофлота».

      Волгоград

      Уже стемнело, когда мы сели в Волгограде. На бетонных плитах лежал первый снег, мы шли пешком до здания аэропорта, а я озирался на серебристые «тушки», около которых суетились техники на лестницах: они закрывали сопла двигателей круглыми красными щитками-заглушками.

      Ближе к ночи мы приехали в свое жилище, снятое заранее у скромной сорокалетней женщины. Это была щитовая дачка в придомовом саду напротив танковой части. Внутри находились небольшая прихожая и спальня с двумя железными кроватями и шкафом. Обогревалась она печкой, такой же микроскопической, но с большими железными съемными кругами наверху. К утру мы стали стучать зубами от холода, пришлось печурку разжигать еще раз.

      Служил папа не в танковой, а в железнодорожной части в центре Волгограда, поэтому поднимались родители очень рано: отец надевал офицерскую шинель, проверял пистолет: ставил его на предохранитель, пересчитывал желтые патроны в запасной обойме, – он почему-то называл их «маслятами». Мама спешила в школу – ездила тоже в центр на трамвае, а я поднимался позже и шел днем с соседскими мальчишками в свою, поближе, потому что учился во вторую смену Привыкал я к новому классу очень тяжело, мама даже сначала возила меня с собой, но потом, уже глубокой зимой, мы определились со школой. Помню встречу с участником Гражданской войны, знавшим Чапаева, он же потом воевал и в Великую Отечественную. Пожилой офицер рассказывал, каким простым был Василий Иванович в жизни, о том, как они обманывали фрицев, запуская сигнальные ракеты таким образом, что «юнкерсы» начинали бомбить своих.

      Во втором классе я учился хуже, чем в первом, и не только потому, что не сразу нашел «свою» школу, но еще из-за того, что кругом было слишком много соблазнов.

      Во-первых, мы с мальчишками шалили напропалую. Залезли однажды в соседский сад воровать яблоки, и были пойманы хозяином – он за уши привел нас к родителям. Боль и стыд помню и сейчас. Манила нас и танковая часть – мы перебегали дорогу, залезали на бетонный забор и поливали солдат