Деревенские истории. Николай Ольков

ты даже не поинтересуешься. Никита встал, обнял жену:

      – Ты же у меня на хозяйстве, я целиком на тебя полагаюсь. Ну, хорошо, давай завтра свозим её в больницу. Стоп, завтра я не могу. Я пришлю тебе машину, съездите сами.

      Это он вспомнил, что утром придут машины за семенами.

      Что он мог сказать любимой своей невестке? Муж жулик, и что делать? А сегодня и того тошней: родной отец с работы снимал, да не получилось. Как дальше жить? Как людям в глаза смотреть? Матери все равно кто-нибудь доложит, опять сляжет.

      И о сегодняшней новости ей тоже тихонько скажут.

* * *

      Галя старалась избегать Прохора, но куда денешься, если он приходит в магазин и в упор спрашивает:

      – Ты как-то косо на меня смотришь, Галина, может, вечером встретимся?

      Галя не поднимала головы от прилавка:

      – Нет, не встретимся.

      – А на что обида? Такую ночь провели, почти первую брачную, – веселился Прохор.

      Галя вскинула взгляд:

      – Вот именно, что почти. Уходите, Прохор Григорьевич, если будете досаждать, я уволюсь.

      – И куда? – Прохор захохотал. – Где вас ждут, крупный специалист по химии? И девушкой вы оказались довольно слабенькой, за первые же золотые побрякушки на шею кинулись.

      Она схватила с прилавка тяжёлый калькулятор и метнула в него, но Прохор увернулся. Галя открыла кассу, отсчитала свою зарплату и бросила хозяину ключи. Переодеваться не стала, так в рабочем костюме и ушла домой.

      Валя отработала утреннюю смену и была дома, лежала на своей кровати лицом к стенке. Галина села около сестры:

      – Валюша, у тебя болит что-то? Ты последнее время сама не своя. Что болит, сестрица?

      – Душа, Галя, болит. И так болит, что хоть в петлю…

      Галя вздрогнула:

      – Бог с тобой, ты даже не думай такого, не только говорить. Мама услышит или отец – с ума сойдут от одних только дум.

      Валентина повернулась на спину:

      – Подожди, ты же на смене должна быть, и что случилось, что ты при форме дома?

      Галя врать не стала:

      – Разругалась с хозяином, калькулятором в него запустила, да жалко, что мимо. Ключи бросила, зарплату забрала и ушла.

      Валентина ухватила сестру за шею, прижала к себе. Догадалась, конечно, в чем причина, но говорить ничего не стала, сестре и так тяжело.

      Вошла мать:

      – Воркуете, сестрицы? Завтра надо картошку прибрать, которая-то поможет, кто дома с утра?

      – Я помогу, мама, – успокоила Галина.

      – Ну-ну, а к вечеру я лапшу сварю, вашу любимую, из домашних сочней, отец петушка молодого зарубил, добрая будет лапшица.

      Галя опять ушла к озеру, бродила вдоль берега, бросала камешки в потемневшую воду. Тут ни о чем не думалось, все земное оставалось где-то там, а тут фантастическая тишина, мёртвая, словно окаменевшая вода, стена камыша с обеих сторон пристани. Лодка, на которой они сидели когда-то, в той ещё жизни, с Мишей Андреевым, догнивала на отступившей от воды мели. Тяжёлую обиду и запоздалую тоску сменила