Деревенские истории. Николай Ольков

вот это надо кончать.

      – А чего город жрать будет?

      – Ты за город не страдай, их Европа прокормит.

      – Ха, а мы на картошке не пропадём!

      Канаков одёрнул:

      – Сухая картоха глотку дерёт, ты разве забыл, как при Хрущеве без коров остались – обратку на молоканке по талонам давали. Ладно, сильно пока не судите, а я разберусь, кто тут у нас за главного животновода. Фрося, подай-ка мне пачку хорошего чая.

      – Ты, поди, на индийский губу раскатил? – засмеялся Семён Фёдорович.

      Фрося нырнула под прилавок и подала Григорию большую разрисованную банку.

      – Григорий Андреевич, для друга хранила, да он, сволочь, другу неделю нос не кажет.

      Канаков улыбнулся:

      – Фрося, разговор между нами, но под такой чай я в твоём распоряжении.

      От смеха даже чекушки на полке запозвякивали.

      В своей ограде закинул пакет с гостинцем Фроси на крыльцо, пошёл к дому Никиты. Сообразил: раз машины нет, значит, и его нету. Внучка выскочила, обняла дедушку:

      – А папа в конторе, он только сейчас обедать приезжал.

      – Ладно, дочка, ты вечерком прибегай ко мне, дедушку чаем угостили, индийским.

      – Его индейцы выращивают с Чингачгуком?

      – Не, это красивые девушки, и на лбу у них пятнышко. Для красоты.

      – Круто! Я тоже сделаю себе пятнышко во весь лоб.

      В конторе пусто, прошёл до кабинета – поздороваться не с кем. А когда-то тут не протолкнуться было, все сюда шли, и с бедой, и с радостью. Он уж как-то размышлял на эту тему, интересная получилась картина. Открыл дверь без стука, Никита удивлённо поднял глаза:

      – Что случилось, папка?

      Григорий прошёл вперёд и сел за маленький столик, с этого места вёл он когда-то разговоры с бывшими директорами. К сыну старался не ходить, неловко. Но вот пришлось:

      – Пока ничего не случилось, но, похоже, готовится провокация серьёзная.

      Никита сложил бумаги и убрал в сторону:

      – Ты бы поконкретней, папка…

      – А я тебе, сынок, сейчас всю конкретику изложу. Ты по какому праву под нож гонишь совхозных коров? Ты с каких пор перестал создавать, а только торгуешь, как жид варёными яйцами: хоть какой-то навар, да остаётся? Свиней продал – я это могу понять, и на собрании людям объяснил, что свинья сожрёт весь совхоз при таких расценках. Ты помнишь? И народ меня понял, только ты, похоже, до сих пор мне не простил, что я общественную комиссию создал на том собрании, и все чушки были учтены, и все рубли тоже. Не перебивай меня! Догадывался я, как ты осенью хлеб продавал, понял, когда вдруг деньги зашевелились, и баба в Турцию, и Прошке долги загасил. Но поздно уже было, ничего не доказать.

      – Папка, что ты такое говоришь? Я же приличную зарплату получаю, потому и деньги.

      Отец посмотрел укоризненно:

      – Никитка, твоя зарплата, что по ведомости, это две моих пенсии. Ну, ладно, чужие деньги считать – только нервы трепать. Ты мне за коров почему молчишь?

      – Объясняю. Производство молока убыточно, закупочные цены низкие,