Нестор. Малхаз Вахтангович Цинцадзе

пойдем постреляем, – сказал Иосава. – а вы осторожно отстаньте и бегите к пристани, найдите пароход на Астрахань. Ждите нас там, при первой-же возможности мы к вам присоединимся. Оставьте какой нибудь знак, чтоб мы могли вас найти.

      – Ооо! Товарищ Веснянен идет на войну! – воскликнул Зервас.

      – Если я оставлю тебя одного, ты наделаешь глупостей. Должен же кто-то присмотреть за тобой! – ответил Иосава.

      К отряду подбежал Самойлов, ополченцы подтянулись и замерли в ожидании.

      – Враг напал на нас с севера. Кто это мы точно не знаем, но это не легионеры. Сейчас вместе с местными товарищами выдвигаемся к окраине города и там держим оборону. Красноармейцы уже ведут бой. Ну, дорогие мои, с богом.

      И большевик Самойлов перекрестился.

      Бойцы высыпали за ворота казармы и по темным улицам Сызрани, бряцая оружием, бегом направились сначала в сторону вокзала, а потом свернули направо к северным окраинам города. Стрельба раздавалась уже совсем близко. Ополченцев расположили за заборами одноэтажных домов, в огородах, в канавах. Иосава с неохотой улегся на землю, пачкая костюм, в котором еще недавно гостил у сестер Макаровых. Самойлов, сжимая в руке наган, пригнувшись обходил свой отряд, подбадривая земляков.

      – Не пропустим врага! Не бойтесь! Петросов тебе не впервой. Как твои ребята, все здесь?

      – Здесь, товарищ Самойлов! Не пропустим!

      Ожилаури и Ревишвили здесь уже не было, но никто этого не заметил.

      Васадзе был спокоен. У Иосава и Зерваса вспотели руки. Им впервые приходилось стрелять, да к тому же в людей.

      Лунный свет бледнел, рассвет неумолимо приближался и вместе с ним тени, высвечиваемые редкими вспышками выстрелов.

      – Огонь! – выкрикнул Самойлов и ночь сразу наполнилась грохотом, пороховым дымом, кровью и смертным потом.

      Ополченцы стреляли в темноту и темнота стреляла в ответ.

      Иосава как будто отключился от этого хаоса, стеклянными глазами всматривался в мрак и наверное стрелял, потому что приклад регулярно толкал в плечо, а рука механически дергала затвор. Но он был не здесь. В голову лезли посторонние мысли. Хорошо, что переодел студенческий костюм. Отец им очень гордился и когда он приезжал на каникулы домой, заставлял ходить только в нем. Вспомнил однокурсника Гой-Затонского, который застрелился из-за неразделенной любви к Насте Поливановой. Она уже через месяц встречалась с другим, носила черное платье, оно красиво подчеркивало ее фигуру, а бедный Гой-Затонский лежал в гробу, тоже красиво – бледный, в студенческом сюртуке и с маленькой дыркой в виске, которую прикрыли волосами, потому что застрелился умно, из аккуратного дамского Браунинга. А попади ему в голову пуля, какими стреляют здесь, голову разнесло бы, как арбуз.

      Сухие щелчки вернули Иосава в предрассветные сумерки. Кончились патроны и он никак не мог вспомнить, как заряжать винтовку, с магазинной части или со стороны затвора. Он посмотрел налево, где лежал Васадзе.

      Тот плавно передергивал затвор, спокойно целился и не торопясь стрелял. Было видно,