Нестор. Малхаз Вахтангович Цинцадзе

. Конечности отпадали от некогда могучего тела и жили самостоятельной жизнью, производя своих воинов, и в месте, где все эти защитники сталкивались появлялся новый нарыв, который превращался в кровавую рану. В организме поселились бациллы террора, анархии и охлократии, которые безжалостно терзали его.

      Империя умирала в муках.

      1

      Первый день лета 1918 года был не лучшим временем для путешествий и загородных поездок. Однако Казанский вокзал старой столицы нового государства кипел водоворотами людей.

      Два студента-железнодорожника, в форменных темно синих костюмах, с маленькими чемоданчиками в руках, покинули здание Николаевского вокзала Москвы, пересекли площадь и с потоком людей влились в Казанский. Александр Иосава и Константин Зервас вроде-бы и не торопились, куда торопиться студентам института Инженеров Путей Сообщения, у них ни денег, ни имущества, однако оказавшись под сводами Казанского вокзала они вздохнули с явным облегчением. Узнав, что стоявший на платформе состав отправляется, кажется, на Ростов, они поспешили присоединиться к толпе, атакующей вагоны. – Не торопитесь, господа-товарищи! Это не последний поезд! Наверняка будет еще!-кондуктор отталкивал людей от двери, пытаясь хоть как-то упорядочить рвущуюся в вагон толпу и самому удержаться на месте. Вагон, действительно, брали чуть не приступом. Ни о каких билетах или приличиях разговора быть не могло. Платформа была полна людей груженных чемоданами, мешками, картонками, пытавшимися побыстрей пробраться внутрь и занести, как можно больше своего багажа. Полиции давным-давно не было и в помине, не видно было и красногвардейцев с красными повязками, ни рабочей милиции, поэтому всем руководили сила и напор. Иосава и Зервас прижали к груди свои студенческие чемоданчики и приготовились к штурму.

      Вдруг невообразимый шум толпы прорезал крик.

      – Помогите, помогите-же! Убивают!

      Крик растворился под высокими сводами перрона. Кто-то кричал совсем рядом, но никто даже не обернулся. Не до того, каждый за себя. Отчаянный крик раздался снова и к огромному удивлению студентов, уже на грузинском.

      – Помогите! Хоть кто-нибудь! Помогите!

      Иосава и Зервас одновременно развернулись и не сговариваясь, работая локтями, стали проталкиваться на крик.

      2

      Удивительно, просыпаться и не вставать, еще понежиться, потянуться, позевать, а если хочется то и опять заснуть. Часы за стеной, у капитана Ларина, пробили один раз. Николай Васадзе точно знал, половина седьмого. В казарме в это время все вскакивали и как угорелые мчались приводить себя в порядок, чтобы через двадцать минут стоять готовыми к утренней молитве, потом физические упражнения, завтрак, а уж затем начинались каждодневные занятия и подготовка к воинской службе в звании подпоручика. Васадзе запрокинул голову к окну. Нет, неба из окна не видно. Ровно год назад их курс вывезли в летний лагерь, в Серебряный бор на Ходынке, где они расположились недалеко от летного поля Московского общества воздухоплавания. Тогда впервые он увидел, как весело подпрыгивая уносились ввысь крылатые машины. И пока они на земле, в пыли, разбегались, строились в роты и отрабатывали полевые упражнения, эти вертлявые создания парили над Путевым дворцом, падали и опять взмывали в голубую бесконечность. Как эта несуразная конструкция, больше похожая на стрекозу, чем на птицу, может так парить? И что с нее видно? Это ведь не тоже, что подняться на гору и посмотреть вниз, или даже стоять на краю пропасти и заглядывать в бездну? Все равно под ногами земля – твердо и надежно. А там снизу, сверху, кругом – пустота, ничего нет. Это как прыгнуть с обрыва в воду и не долететь, так и висеть бесконечно. А воздух там какой? Такой-же голубой, как снизу? А ветер, он как ураган? Вон как развеваются шарфы пилотов. Устоять было невозможно, небо и аэропланы покорили его. Конечно, он видел эти чудесные создания и раньше, но так близко, стоящие в ряд, отдыхающие машины и тут-же летающие ввыси их собратья, так близко никогда. Вот тогда он и решил,что будет не пехотным офицером, а авиатором.

      В первый-же свободный день, когда после воскресной службы юнкерам дали увольнительные, Васадзе отправился на Ходынку. Императорское Московское общество воздухоплавания располагалось в одноэтажном здании с мансардой. Императора уже не было, но общество еще называлось по-прежнему. Видимо из-за воскресного дня, там было пусто. Только на входе, за столом сидел дежурный, молодой мужчина лет тридцати, с повязкой на левом глазу, усы, как у кавалериста загнуты кверху, в руках журнал «Техника воздухоплавания». Так как в форму он одет не был, Васадзе не смог определить кто перед ним, но посчитал, что это все-таки должностное лицо, а потому доложил о цели своего прибытия по полной форме. Дежурный откинулся на спинку стула, улыбнулся, кинул журнал на стол.

      – Что, юнкер Васадзе, хотите летать? Это хорошо. Пилоты нам нужны. Я поручик Самсонов. – он встал и протянул руку. Видимо дежурство прискучило поручику и он был рад поговорить с кем-то.

      – Наши…– он скривился и ткнул в журнал. -все еще недооценивают авиацию. А ведь мы только начинаем. Вот смотри. Господь где сидит? На небе. И оттуда правит миром. И получается, кто правит в небе, тот решает судьбу тех кто на земле. Так