Записки старого козла. Чарльз Буковски

я каждый раз произносил нечто нелепое типа: «ебать мой хуй!», Брайн смеялся, а Нил гнал дальше – и опять без ожесточения или воодушевления или сарказма – просто вперед. и я понял: так надо, это его ринг, его ипподром, это было святое и необходимое.

      круче всего было у Сансета, мы летели на север к Карлтону. дождь усилился, похерив как видимость, так и сцепление с дорогой. повернув с Сансета, Нил готовился к следующему виражу на полной скорости, просчитать все требовалось за долю секунды, за один взгляд. левый поворот на Карлтон – и мы уже на месте, до дома Брайна оставался один квартал. впереди нас двигалась машина. две шли по встречной. Нил должен был пропустить их, но тогда бы ему пришлось притормозить, влиться в поток – нет, это не для Нила. он пошел на обгон, и я поймал себя на мысли, что мне уже все похую, действительно – до пизды. это все, на что способен мозг в такой ситуации. два автомобиля неслись друг на друга, лоб в лоб, свет фар от встречного уже залил мое заднее сиденье. я так понимаю, в последний момент водитель встречной машины сбавил газ, и мы проскочили, на волосок. должно быть, на это и рассчитывал Нил. мы проскочили, но это было еще не все. теперь мы шпарили на огромной скорости, а впереди, с бульвара Голливуд, медленно выворачивал другой автомобиль, перекрывая нам левый поворот на Карлтон. я навсегда запомнил цвет этого авто – темно-синее древнее купе, угловатое и твердое, как стальной кирпич на колесах. Нил крутанул баранку влево, мне показалось, что мы сейчас протараним купе прямо по центру. это было очевидно, но каким-то образом траектории движения нашего автомобиля и темно-синего крокодила не пересеклись… мы снова проскочили на волосок. наконец Нил припарковался, и мы выбрались на волю. Джоан подала нам ужин.

      Нил слопал все, что ему принесли, и большинство из того, что причиталось мне. на столе было немного вина. нянькой к своим отпрыскам Брайн нанял сверхинтеллигентного молодого гомосека, которого я хватал за задницу, когда он проходил мимо. ему это нравилось. я думаю, он впоследствии связался с какой-нибудь рок-группой или покончил с собой, ну, что-то в этом духе.

      мы тогда долго просидели, выпивая и болтая с Нилом. гомик все пытался поговорить о Хемингуэе, как-то приравнять меня к нему, пока я не попросил его заглохнуть, тогда он поднялся наверх проверить малыша Джейсона. а спустя несколько дней после этого вечера мне позвонил Брайн.

      – Нил умер, – сказал он.

      – блядь, не может быть!

      Брайн рассказал мне кое-какие подробности и распрощался.

      вот так вот.

      все эти путешествия, вся керуаковская писанина, тюрьма – и что? все только для того, чтобы подохнуть в одиночестве под холодной мексиканской луной? одному? вы понимаете? представили себе эти жалкие ничтожные кактусы? Мексика плохое место не потому, что угнетает, Мексика – это просто плохое место. представили себе этих обитателей пустынь? этих лягушек, рогатых и простых; змей, как мозговые извилины, ползающих, замирающих, выжидающих – безмолвных под немой луной, рептилий и прочих, как они таращатся на бездыханного парня в белой футболке, запорошенного песком.

      эх,