Смертельный эликсир. Марион Пьери

Франсуа! – Тетушка дергала его за рукав пиджака. – Нам повезло, через месяц у мадам Додар небольшой званый обед в честь ее именин. Народу будет немного, только определенного круга, свои люди из Понтабери. Нас приглашают.

      – Но, тетушка, – эмоционально возразил Франсуа, – у меня совсем другие планы! Я хотел здесь только работать.

      Мадам Додар звонко рассмеялась, показав прекрасные белые зубы. Франсуа обратил на это внимание, моментально переключившись от эмоций к наблюдению. Он отметил прекрасную кожу без морщин, блестящие глаза и выбившиеся из-под чепчика волосы – практически без седины. Он подумал, что стоит исследовать нормандский женский морфотип в своей работе.

      – Мсье Тарпи, – сказала Эмма Додар, – уверяю вас, что в придачу к вкусной еде вы найдете на кого посмотреть и с кем поговорить за этим обедом. Поэтому я жду вас в оговоренное время у себя дома. А дом мой, если вы помните, рядом с лавкой.

      Поцеловав мадам Лаке в щеку и еще о чем-то пошептавшись с приятельницей, эта служительница культа чревоугодия легко поднялась по ступеням в свой «храм» мяса и помахала им рукой перед тем, как скрыться за высокой и крепкой дверью.

      И уже традиционно у Франсуа в душе поднялось мутное и неприятное чувство ярости, направленное на тетку. Что за глупые провинциальные тайны и интриги! Ему захотелось сейчас же оказаться в большом городе. Захотелось идти по большой оживленной улице, не боясь поднять на чужих людей глаза. И не делать вид, что всех знаешь, помнишь и рад видеть.

      Мгновенно память высветила картинку из его детства: он в матросском костюмчике прогуливается со своими тетей и дядей по набережной Понтабери и кланяется каждому встречному. И перед каждым поклоном в его детской душе растет чувство страха и неуверенности. Бедный маленький сирота! Наверное, именно поэтому он и выбрал свой путь: бедствовал в Париже, пересдавал экзамены, бегал по урокам, чтобы заработать денег на свои скромные удовольствия, недоедал, но был свободен от этого всевидящего ока провинции, от этих обременительных формальностей и связывающих по рукам и ногам пут общественного мнения и порицания.

      «Ненавижу», – подумал Франсуа.

      Что именно он ненавидел, прояснить не удалось, поскольку тетушка, взяв племянника под руку и что-то тараторя, вела его по дорожке к небольшому аккуратному дому с выкрашенными светлой краской стенами, над дверями которого красовалась вывеска «Atelier».

      – А-а… – вспомнил Франсуа. – Пошив костюма!

      Действительно, мадам Женевьева Лаке привела своего племянника приодеться к местной знаменитости – портному мсье Пулю. В нем текла южная кровь, но это не мешало жителям городка относиться к нему и его семье с уважением, поскольку всю одежду для местных щеголей и солидных мужчин шили именно в его мастерской.

      Не успели мадам Лаке и Франсуа переступить порог ателье, как из-за бархатной зеленой портьеры им навстречу вприпрыжку выбежал маленький человечек с большим носом и прекрасными грустными глазами.

      – О, мадам