Записки. 1917–1955. Эммануил Беннигсен

затруднений.

      Лагеря в Дании были устроены на 400 человек каждый – по одному для русских и их врагов, и в Норвегии – кажется, на 125 человек каждый. Постройка зданий для них была произведена местными правительствами, на них же лежало и «окарауливание» лагерей, их обслуживание, заведование хозяйственной частью и назначение в них врачей. Сестры назначались из воюющих стран, которые имели в лагерях и своих военных представителей, подчиненных военным и их агентам.

      Лагерь для наших военнопленных помещался в 7 километрах от Гельсингера, в сосновом лесу. Для его устройства лес был вырублен и выкорчеван, и на песчаной бедной почве были построены деревянные бараки обычного датскаго типа, красные и скучные. Расходы по содержанию лагерей подлежали возмещению странами, подданные коих в них содержались. Добавлю еще, что лагеря были обнесены колючей проволокой. От посещения нашего лагеря я вынес скорее грустное впечатление, ибо среди его обитателей почти все были или физически или духовно ненормальными. Этим приходилось объяснять то, что офицеры, которых отпускали из лагеря поочередно на честное слово, уже успели учинить несколько пьяных скандалов, и в том числе и в Гельсингере, куда им въезд был первоначально воспрещен.

      Со стороны женского вопроса все обстояло, однако, благополучно, ибо вокруг лагеря все время носились на велосипедах целые стаи датчанок, не заставлявших наших соотечественников тратить слишком много времени на ухаживание. Чтобы не возвращаться к этому вопросу скажу еще, что самих датчан отношение их женщин к военнопленным не удивляло. Как-то директор бактериологического института, известный врач доктор Мадсен сам со мной заговорил об этом и предсказал, что в районе Хорсереда тип населения должен измениться, подобно тому, как на острове Фиония население стало черноволосым после того, как там при Наполеоне несколько лет простоял французский корпус, составленный не то из итальянцев, не то из испанцев.

      В лагере меня встретили расспросами о том, что происходит в России, особенно офицеры. В солдатской половине мне было задано несколько вопросов, почему у них не применяются новые правила Керенского об образовании всюду комитетов. По этому поводу, однако, главные разговоры были и у меня, и у Потоцкого позднее, когда солдаты стали обвинять русского коменданта лагеря ротмистра Гмелина в том, что он скрывает от них выгодные для них новые приказы. После долгих неоднократных разговоров с нами солдаты успокоились, узнав от меня, что датское военное начальство категорически отказывается разрешить применять в Хорсереде наши новые порядки. К сожалению, Гмелин проявил отсутствие столь необходимой во время разговоров с массами в революционное время гибкости, что продлило это брожение на значительно более долгое время, чем это было неизбежно. Бывший лицеист и Варшавский улан он служил в земстве Юго-Западного края, во время войны состоял в штабе 8-й армии, кажется, по цензуре. У меня с ним отношения установились с самого начала холодные,