Кровь пьют руками. Генри Лайон Олди

очнулся, самое интересное впереди!

      Я прислушиваюсь – наверху тихо. Из квартиры никто не вышел, кенты колесят на улице. Вот и славно! Спросить о пленке? Нет, ведь есть еще и распечатка, значит, не вслепую работал!

      – Вопрос первый. Какое вы имеете отношение к Эмме Александровне Шендер?

      Молчит. Затем изумленное:

      – К кому?

      Ударить? Так, чтобы завыл, скорчился, упал прямо на грязный цемент?

      – К Эмме Шендер. Там, где она живет, ее обычно называют Эми. Иногда – Эмма.

      Молчит. Может, и вправду не знает? Дал ему гражданин Молитвин (или еще какой-нибудь мерзавец) пленку, дал распечатку. Или не давал, сразу Петрову сунул?

      Достаю диктофон. Палец скользит, никак не может найти переключатель.

      Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!

      Не мели ерунды, девка! Твоего Пола сожрала его любимая тварюка! Вот, капрал свидетель…

      Выключаю. Молчит.

      – Слушаю вас, Олег Авраамович!

      – Это не ваше дело! Слышите! Не ваше!

      Ого! Откуда только голос прорезался!

      – Не шумите, Олег Авраамович! Итак, что вы знаете…

      – Это… Это вас не касается!

      Бью. В полную силу, до боли в запястьи. Пыльный мешок с отрубями грузно опускается к моим ногам.

      – Можете… Можете забить меня до смерти… Не скажу… Это – не ваше дело!

      До смерти! С удовольствием! И плевать на Первач-псов вкупе со Святым Георгием!

      – Это мое дело, Олег Авраамович! Эмма Шендер – моя дочь. Сейчас она живет в США, побережье Южной Каролины, Стрим-Айленд…

      …Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок…

      Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад…

      Я сама нашла это место – самое тихое и далекое, какое только могла предложить Восьмая Программа. Уговорить свекровушку было непросто, ох, как непросто! Да и не свекровь она вовсе – Сашина тетка, старая, злая, как ведьма, меня на дух не переносит. Помогла жадность – в глухомани пособия гуще, а дальняя родня в Чикаго обещала присмотреть за девочкой, если старуху кондратий хватит. Но жива ведьма, здорова даже – видать, климат на этом Стрим-Айленде способствует!

      – Вы… Вы говорите правду?

      В его голосе – удивление, и это решает все. Такое не сыграть. Не знал. Работал втемную.

      Точнее, его работали.

      – Зачем мне врать, Алик? Эмма живет там уже восемь лет, сейчас ей шестнадцать, у нее есть парень по имени Пол, он тоже из эмигрантов…

      – Был.

      Его голос дрогнул. Был?

      Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!

      Не мели ерунды, девка! Твоего Пола сожрала его любимая тварюка!..

      – Извините, Эра Игнатьевна, но я вам не верю.

      Я оглядываюсь – темно. Ни спичек, ни зажигалки. Черт, дьявол!..

      – Поднимемся наверх. Только не вздумайте бежать!

      На улицу выходить ни к чему, в подъезде горят лампочки. Темновато, но сойдет.

      – Вот фотография! Смотрите!

      Я достаю снимок – свежий, только что из принтера – и лишь тогда понимаю, какую