Кровь пьют руками. Генри Лайон Олди

сотовому телефону. Прошу обратить внимание на то, что такого телефона у него нет. Говорил издалека, но в пределах области.

      Подковы вбивались в асфальт. Вот это нервы! Чудеса! – у нее хватило сил сообразить, что после разговора трубку вешать не надо, а надо положить ее рядом с аппаратом и – бегом к соседям…

      – Ефим Гаврилович сообщил мне, что он жив, здоров и нашел себе новую работу. Голос его звучал в целом нормально.

      В целом нормально. Хорошо формулирует!

      – Простите, Марта…

      – Марта Гохэновна.

      Я сглотнула. Гохэновна. Тоже вариант!

      – Марта Гохэновна, он ничего не говорил о своей новой работе?

      – К сожалению я не успела записать разговор. Кажется, он употребил слово интересная. Даже чертовски интересная. Однако, прошу учесть, Ефим Гаврилович – человек увлекающийся. Но я все же полагаю, что он говорил искренне. Его не принуждали. Обещаю следующий разговор записать и передать вам.

      И тут – стандартная процедура. Побольше бы таких сознательных!

      – Я могу рассчитывать, что со стороны прокуратуры будет предпринято все необходимое для поисков Ефима Гавриловича?

      Товарищ Жюков! Ви уже взяли город Берлин? А не то ми вас накажем!

      – Можете, Марта Гохэновна. Можете.

      Рассчитывать она, конечно, может. Все мы можем на что-то расчитывать. Я, например, на сигнал «Этна». Только вот Пятый намекнул. Очень плохо намекнул: ввиду невозможности проведения… Неужели врут? Неужели бросят?

      В трубке давно гудел отбой. Я прицелилась, дабы водворить ее на место, но внезапно взгляд скользнул по циферблату. На Роллексе без четверти двенадцать, Молитвин, наверное, уже на месте, трубка в руке – судьба! Заодно и спросим…

      Писклявый голосишко произнес: «Алло?» Даже на «Алло – Але?»

      Ага, курипочка!

      – Гражданка Бах-Целевская, пригласите к телефону гражданина Молитвина!

      В ответ – испуганное «Ой!», молчание и, наконец:

      – Он занят! Просил не беспокоить!

      – Тогда я вас побеспокою! – озлилась я. – Гражданка Бах-Целевская, когда у вас срок прописки истекает? Через месяц, кажется?

      – Ой!

      Опять молчание, на этот раз долгое. Что-то стукнуло, словно трубку уронили, а затем вновь подняли:

      – Зачем ребенка пугаете, Эра Игнатьевна?

      – Добрый день, Иероним Павлович! – подхватила я. – Это я еще не пугаю. Я вообще никого пугать не собираюсь. Просто хочу напомнить, что у вас сегодня в полдень…

      – Склерозом не страдаю.

      Его голос звучал холодно, со знакомым презрением, но на этот раз меня его тон только позабавил. Пусть себе. А хорошо получилось: Игорь как раз приехал, а ему – подарочек. Злись, злись, сейчас ягодки пойдут, вслед за цветочками!

      – Заодно объясните, пожалуйста, что за дела у вас были с гражданкой Калиновской Любовью Васильевной, а также с гражданином Панченко Борисом Григорьевичем?

      – Никаких!

      Прозвучало решительно – и весьма, но пять лет в прокуратуре не проходят даром. Испугался! А вот тебе еще!

      – Триста гривен, конечно, не деньги, но если учесть, что ваши знакомые проходят