Что мне думать завтра. Дмитрий Игоревич Михин

так и думаешь, что она вот-вот упадет, и то одна лампочка работает. Не было также холодильника. В общем, все казалось неопрятным и угнетающим, и очень тесно для четверых. К этому приходилось привыкать.

      Пока новые соседи устраивались, Илья спросил.

      – Парни, вы перед тем как поступить в этот институт, не писали ничего в «Подслушано», не спрашивали?

      Они повернулись к нему и скептично ему ответили.

      – Нет.

      – Ну это даже хорошо.

      «Блин, а ведь с ними не о чем разговаривать. Ладно, с одним уже все понятно. А вот что из себя другие два чмошника представляют – непонятно».

      Неожиданно для всех открылась дверь и в комнату влетела, чуть ли не ворвалась студентка. Жила она в соседней комнате, четвертого курса, звали Ниной. Одета была просто: в белой майке, через которую просвечивался ее лифчик, в коротких голубых шортах и в шлепанцах, которые больше всего выделялись из всего ее наряда, они и выглядели ярче, и рисунки на них какие-то вызывающие, – все это не шло в совокупности с остальной ее ничем непримечательной одеждой.

      Когда она вошла, сначала она посмотрела своим свирепым взглядом на новых студентов, что те аж подумали, что их пришли убивать. Но не найдя среди них виновника, она резко повернула голову в сторону – так, что ее каре черных волос при повороте забавно прыгало, отчего она выглядела еще агрессивнее и в то же время проявлялась какая-то детская непринужденность. Увидев своего обидчика, казалось, что эта маленькая девчушка начнет крушить и ломать все и всякого, кто даже непричастен.

      – Нинка, то, что ты ищешь, уже не в моей власти.

      – А ну верни, падла!

      – Блин, Нинка, – заулыбавшись, словно его взбодрило, он сказал, – когда ты так злишься, так и хочется тебя расцеловать.

      – Я тебе щас все тут разнесу!

      – Этот весь хлам? Да ты ж к нему не притронешься своими бережливыми ручонками. Оставь это. Смерть за тебя все это сделает.

      – Так, где мои щипчики для ногтей?

      – Не знаю, наверное, уже по всей общаге гуляют, я же сказал, что они уже не в моей власти.

      – Придурок! Как я теперь должна их себе вернуть?

      – Никак. Эх, Нинка, как ты не понимаешь, нету такого понятия «мои вещи». Они должны принадлежать всем. Здесь нету собственности. Ничего нам не принадлежит. Даже наша жизнь.

      – Давай тогда я у тебя что-нибудь заберу. Как тебе понравится?

      – Да пожалуйста, бери мои носки нестиранные неделю.

      – Не смешно! Что мне делать?

      – Узбогойся, они тебе сами вернутся.

      – Здесь никогда вещи не возвращаются людям!

      – Тогда смирись и радуйся, что кому-то они пригодились.

      – Еще чего! Короче, ты мне теперь должен щипчики!

      – Ну лан. Нинка, еще такой вопрос.

      – Что тебе? – все еще сердясь на него.

      – А ты меня хочешь?

      – Да пошел ты, у меня парень вообще-то есть, – сморщив брови, уже начинала уходить.

      – В смысле парень? Нинка, ты че, охренела?

      – Чей-то я охренела? – вытянула она шею и выпучила на него глаза, уперев