Ворожея. Андрей Звонков

на секунду оторопела, потом мотнула головой.

      – Нет, мне хорошо. Все нормально. Вот мой дом… – она неопределенно махнула в сторону многоэтажек.

      Носов с трудом сдерживал смех. Совершенно искренняя серьезность Толика смешила больше всего. В салоне тихо умирали Вилена и Морозов. Уже когда они отъехали и девушка как ни в чем не бывало, все так же задумчиво пошла дальше, Носов проговорил, вытирая слезы:

      – А завтра она, если вспомнит, обязательно спросит у кого-нибудь, где улица Деникина…

      – И проспект Врангеля, – стонала Вилена.

      Толик улыбался.

      – Эх, весь эффект остался за кадром, – посетовал он. – Все самое интересное будет сегодня утром или днем… но как она нахрюкалась! Я бы от ее выхлопа закусил сейчас. И не боится – одна ночью.

      – Слушайте, но ведь это невероятно, – разволновался Носов, – что же с нами случилось? Ведь ты очень точно подметил, что многие уже не помнят ничего и никого… Для них Гражданская война, Отечественная, красные и белогвардейские генералы – все одна эпоха и одни герои… Как же так?

      – Да что ты, доктор, – успокоил Толик, притормаживая, – кому это все теперь нужно? Мы еще помним, так нам в школе об этом долбили, и в Чапаева мы играли, а они? Для них Великая Отечественная война, как война с Наполеоном – уже история. А историю никто не хочет учить. Скучно.

      Он объехал огромную клумбу и свернул в проезд к подстанции. Двор был забит машинами.

      – Ребята, – радостно сказал Носов, – кажется, мы последние.

      Мимо диспетчера не проскочишь. Окошко диспетчера смотрит прямо на входную дверь, и малейший ее скрип, свист ветра в щелях или пение пружины доводчика – и вот он ты, пойман на прицел. Номерок уже занесен в табличку. «Бригада на подстанции».

      Вилена побежала на кухню, проверить чайники, есть ли вскипевшие. Носов отдал оформленную карточку в окошко диспетчерской и, засунув туда всю голову, поглядел в список подъехавших бригад, пошевелил губами, считая, и радостно объявил Морозову, в нетерпении топтавшемуся на кафельном полу холла:

      – Восьмые! Иди, спи!

      Морозов, радостно приговаривая «Два часа, два часика…», пошел в фельдшерскую, выходящую окнами на запад под раскидистый клен, нащупал в темноте свое уже разложенное кресло, развернул тонкое шерстяное одеяло, взбил жиденькую подушку, снял кроссовки, халат и, хрустя мослами, с наслаждением устроившись, натянул до подбородка одеяло и проговорил:

      – Что-то самолеты не падали давно… – откуда мысль эта возникла в его засыпающем мозгу?

      – Ты это к чему? – раздался с соседнего кресла совершенно несонный голос Сашки Костина.

      – Ни к чему, так… – ответил Морозов и уснул.

      Носов постоял еще несколько минут, читая на доске свой график и прикидывая, как распланировать свободное время, если к концу месяца останется трое суток, а в начале следующего будет, хотя бы двое свободных, итого – четыре свободных дня. У Вилечки – тоже. Можно взять ее и махнуть на рыбалку или пройти с ночевками на байдарке по Мсте4…

      Так

4

Река в Тверской области, впадает в озеро Ильмень.