Три метра над небом (сборник). Николай Беспалов

её придавило бревном на лесопилке. Он лежит, поперек тулова придавленный, и ничего, не кричит, а только своими голубыми глазами вращает и просит: «Братцы, дайте покурить». А как дали, он одну затяжку сделал и Богу душу отдал. Не успел муж Клавдии ребеночка оставить. От другой бабы имел дитя, а с ней нет. Что-то в Клавином организме не так работает.

      Теперь в избе полный набор – муж и жена, их сын, сверчок и тараканы.

      Закончился день буден.

      Второй день

      Над лесом нависли тучи. Обычное явление природы. Но не для сельчан, которые намереваются запастись сеном на зиму. Какая косьба в дождь. Дождя пока нет, но народ уже не то чтобы сильно расстроен, но особой радости не выказывает. В дождь и в лес не пойдешь – вымокнешь, а грибов не наберешь. На реку также нет смысла отправляться. Рыба лучше барометра чувствует давление воздуха и уходит в глубину.

      В избе пока тихо, даже сверчок угомонился. Пахнет прелым и кислым.

      Мужчина проснулся первым. Росту в нем ровно один метр и семьдесят сантиметров. Ими он и потянулся. Тут-то его ноги уперлись во что-то мягкое и влажное.

      – Совсем сдурела баба. Мешок с зерном положила.

      Ошибся мужик. То была вспотевшая спина жены. Он же инстинктивно пнул то, что нащупали его ноги.

      – Чего дерешься-то? Не ты растил, не тебе пихать. Если куда в другое место, а так оно-то конечно, но зря.

      – Кто о чем, а вшивый о бане.

      Вовремя вспомнил баню муж, семь дней прошло, как они топили баню. Все сельчане люди как люди: заправляют бани в субботу, а они, ненормальные, средь недели.

      – Папаня! – Сева не спит и все слышит, – Давай я воды натаскаю.

      – Ты-то. Он натаскает. Гляди-ка, каков битюг.

      Удивление отца объяснимо. Воду для бани берут не из колодца: так недолго и осушить его, а таскают с реки. А она, это река, в низине, и, если оттуда брать, то всю дорогу в горку. Для хорошей бани надо не менее дести ведер. На коромысле две? Две. Вот и выходит, что надо пять раз подняться с ведрами вверх по узкой шаткой лесенке.

      Отец и сын. Проблема. Не в том смысле, что вывел в романе «Отцы и дети» писателя Тургенева. В этой избе отец для сына, что Чингиз Хан для аратов.

      – Оно-то, конечно, но пускай себе таскает. К вечеру как раз успеет.

      – Мне все равно, тебе океан нужон для того, чтобы помыться.

      – Оно-то, конечно, если мыться, как следует. А то некоторые даже рожу утром не умоют. Страшнее черта.

      Они встают с кровати, которая, наверное, помнит изгибы тела убиенной на ней бабки Пелагеи. Не дожила та до ста лет ровно три года. Надоело внуку спать на лавке, захотел на кроватку. Село же. Кто тут станет делать вскрытие столетней старухи. Одна жена знала, как бабка Пелагея отошла в мир иной, но молчала: ей тоже хотелось спать на кровати.

      – Ты говори, говори, да не заговаривайся.

      – А то что?

      – А то, что по харе заеду. Тогда посмотрим, у кого она страшнее будет.

      – Оно-то, конечно, сила есть, ума не надо. Ты бы лучше сена накосил. Машке зимой кушать будет нечего. А чем дитя тогда кормить-то?

      – Твоё