Три метра над небом (сборник). Николай Беспалов

мужа ублажить: самой кусок в горло не лезет.

      Как оно водится: после выпивки мужика потянуло на разговор, а женщину, естественно, в постель. И не спать вовсе.

      – Они мало о нас думают. У них-то все есть. Им-то что? Они в столицах живут, им-то что.

      – Оно-то, конечно, они в корыте не моются. У них водопровод в доме и уборная не на дворе. Оно-то, конечно.

      Наконец-то, мнения их сошлись. Вот что значит классовая солидарность. В остальном они оставались на антагонистических позициях. Ему подавай ещё самогону и дай возможность высказаться по поводу действий начальства, где бы оно, это начальство, ни было. Тут, в селе, в райцентре ли или в столице. Когда-то была тут церковь. Теперь хлопочут некоторые люди о том, чтобы её заново отстроить. Тоже тема для разговора. Но баба и есть баба: ей бы бока отлеживать, да под бок этот мужика, что потверезовей, подложить. Лишь бы уложить рядом, а там она уж постарается.

      – Тут думай не думай, дела хреновые: пахать не на чем. Скот кормить нечем.

      – Оно-то, конечно, особливо, если мужик о рыбалке только и думает. Корова баснями сыта не будет. Бычка скушаем, а как зимой жить будем?

      На дворе совсем стемнело, ребенка нет. Но это обстоятельство совсем не волнует родителей. Сева к тетке Клаве забежал, она не обидит. Она вообще никого не обижает, а наоборот – всех привечает. А чего не привечать, если есть чем. Соседи о ней так и говорят:

      – Наша Клава своей жопой может покрыть хоть пяток мужиков.

      Мясо из горшка съедено, бутылка опорожнена. Разговор тихо затух. Так тухнет костер, если в него дров не подбрасывать.

      В отдалении прогудел локомотив. Потянул состав цистерн на Север. Все им, финнам мало. Так и сосут, так и сосут. В дальней стороне села забрехал пес.

      – Это у Марка пес брешет.

      – Тебе-то что? Оно-то, конечно, ты у нас главный сплетник. Хуже бабы.

      – Дура. Информация великая сила. По радио вчера сказали, что человек состоит из воды на девяносто процентов.

      – Оно-то, конечно. Но ты состоишь на все сто из самогонки.

      Так сказала, и пощупала свой живот.

      – Глупости это городские. Было бы так, как бы мы жили. Потекли бы и все.

      – Говорю, глупая ты баба. Севка пропал, пащенок.

      – Каков пес, таков и пащенок. Если бы не фурункул, ты бы тоже навострился на рыбалку-требалку.

      Смеётся женщина заливисто, озорно.

      В шестнадцать лет отец ей сказал.

      – Хватит тебе, девка, на лавке сидеть. Все при тебе, пора и замуж идтить.

      Девка в рев. Насмотрелась она, как мать в замужестве живет. Корова – и та лучше. Но отец как сказал, так и сделал: сразу после уборки урожая (это было пятнадцать лет назад) привел её к дояру Феде, а тот вывел из сарая его, будущего мужа. В семнадцать она родила, ей бы ещё рожать, да муж её молод и силен был. Ударил так, что повредил ей внутренность какую-то. Её даже возили в райцентр.

      – Пойди, погляди.

      – Где глядеть-то. Село спит. Людей будить.

      Равнодушие и лень глубоко засели в народе. А чего ему, народу, беспокоиться? Все едино за него решат, как ему жить. Говорят, у нас демократия. То есть власть народа. А где он