Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни. Норман Оллестад

Но тут я увидел покореженную приборную панель.

      Я попробовал пошевелиться и понял, что нахожусь на своей стороне перевернутого сиденья. Прямо под моим бедром ледяной занавесью срывался вниз склон – такой крутой, что я удивился, почему еще не качусь по нему. Я осторожно повернул голову. Мои светлые волосы примерзли к обломку металла, разорванному и искромсанному, словно гигантский кусок фольги. При движении они с хрустом отодрались.

      Я поискал глазами то место за приборной панелью, где раньше было дерево. Его скрывали клубящиеся облака. Облачный шар накатил и на меня, и я вновь перестал понимать, где верх, а где низ.

      Постепенно ко мне возвращались силы. Я, словно зародыш, начинал обживать свое молочно-белое обиталище. Мне представилось, как мы с отцом едем на лыжах сквозь белую мглу. Не пытаясь объяснить наличие приборной панели, я предположил, что врезался в дерево и, возможно, отец не может отыскать меня в этой буре.

      Туман колыхался то вверх, то вниз, будто дышал. На мгновение он приподнялся над заснеженной землей. Метрах в пяти от меня на склоне виднелись ботинки пилота, и носки их смотрели в разных направлениях. Из снега торчали вывернутые ноги. Край рубашки задрался, обнажив белый живот.

      Я все еще сплю, не иначе!

      Я сполз со своего сиденья, задев ногой приборную панель. Она отскочила, как крышка люка, покатилась по ледяному занавесу и исчезла в тумане. Я не мог больше смотреть на этот отвесный скат и поспешно пополз по склону в сторону, упираясь бедром и плечом. Неужели пилот действительно так искалечен, как мне показалось? Я услышал скрип металла по льду – вероятно, сдвинулся какой-то обломок самолета, но все скрывал поднимавшийся от земли туман. Я тоже начал соскальзывать, поэтому остановился и перекатился на живот. Холод пробирался сквозь лыжный свитер и кеды. «Вчера в Биг-Бире было тепло, – подумал я. – Жаль, что на мне нет перчаток, куртки и лыжной шапочки». Я цеплялся за лед всеми частями тела: голыми пальцами, подбородком, грудью, тазом и коленями. Ледяная завеса уходила в туман прямо передо мной и была до того крутой, что, казалось, я вот-вот полечу вниз. Вокруг сомкнулось кольцо тумана, заключив меня в крохотный серый кокон.

* * *

      Я осторожно переместился по склону слева направо, в ту сторону, где заметил пилота. Вскоре лед сменился твердым настом, и держаться стало проще. Я отметил про себя этот участок, где было за что зацепиться. Приблизившись к пилоту, я увидел, что его нос лежит на снегу отдельно от лица. Зияющая дыра была заполнена замерзшей кровью, а глаза распахнуты, словно он силился разглядеть собственный лоб. Из задней части черепа вытекало мозговое вещество.

      Я стал звать отца, вглядываясь в туман, наплывавший отовсюду, и нигде не мог его найти.

      – Папа! Папа! – снова позвал я.

      Отозвался женский голос и тут же растворился в шуме ветра.

      Чуть выше по склону я увидел Сандру – смутную фигуру, окутанную туманом. Она сидела на своем сиденье,