Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни. Норман Оллестад

качнулся в дверном проеме, как загнанный в угол зверь. Он был на волосок от того, чтобы взорваться. «Мамочка, только ничего не делай и не говори», – мысленно попросил я.

      Мама переступила с ноги на ногу.

      – Ты уверен в своей правоте, потому что пьян и обкурен, – бросила она. – Но на самом деле ты не прав.

      Слова «не прав», казалось, выдернули Ника на поверхность с большой глубины. Не знаю, что за чувства в нем взыграли, но его шея вытянулась, и на ней вздулись вены; лицо побагровело, а глаза вылезали из орбит, как у мультяшного героя. Правда, все это было совсем не смешно, и я даже перестал дышать.

      Он сжал челюсти и заскрежетал зубами.

      – Я самый правдивый человек в этом гребаном мире, – процедил он. – А вы двое – сраные вруны.

      Ник пристально смотрел на меня – весь красный, в испарине, с выступившими венами.

      – Я не позволю тебе вырасти лжецом и неудачником. Я должен положить этому конец. Ты ответишь за свое поведение.

      Он достал из-под раковины бутылку моющего средства «Аякс» и губку и протянул мне.

      – Иди и вычисти унитаз, – приказал он.

      Я посмотрел на маму. Она отрицательно покачала головой, но я уже боялся ему перечить и налил в унитаз немного «Аякса».

      – Ты не обязан это делать, – сказала она.

      – Норман, твоей маме наплевать на тебя, – вставил Ник. – Она хочет, чтобы ты был лжецом и неудачником. Тебе понятно? Она слишком ленива, чтобы остановить тебя.

      – Заткнись, Ник, – ответила мама. – Норман не лжец. Лжец у нас ты. Ты!

      Тело ее напряглось, словно по нему прошел ток.

      – Ты же знаешь, что я прав, – произнес Ник.

      Посмотрел на меня и повторил:

      – Ты знаешь, что я прав.

      «Да, – подумал я, – конечно, он пьян и обкурен. Может, он даже псих… Но он был прав – я солгал».

      Я держал губку и бутылку «Аякса». Мама смотрела на меня, заслоненная животом Ника, и качала головой. Было неясно, то ли она сигнализирует мне, чтобы я не чистил унитаз, то ли выражает отвращение к ситуации в целом. А может, и то и другое сразу.

      От Ника пахло прокисшим молоком. Его заросший волосами живот был совсем близко от моего лица.

      – Однажды ты проснешься и поймешь, что мир не вращается вокруг тебя, но будет поздно, – вещал он. – Ты будешь слишком стар, чтобы измениться. Горечь и разочарование будут преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Помоги себе сам, Норман. Потому что твоя мать на это не способна.

      Мама усмехнулась. То ли она не поняла, что я соврал, то ли ей не было до этого дела. Эта двусмысленность создала внутри меня пустоту – пространство, где гнездились демоны Ника.

      Я начал тереть унитаз.

      – Ты не должен этого делать, – повторила мама.

      – Он знает, что я прав, – возразил Ник.

      – Ты смешон, – ответила она.

      Я продолжал драить туалет, и тут раздался скрип кресла-качалки Ника. Я услышал, как мама прошла в гостиную, и они начали орать друг на друга. Мне тоже