Флоренс Адлер плавает вечно. Рэйчел Бинленд

отец. Не навещаю ее.

      – Больница?

      Джозеф покачал головой, раскладывая пляжный стул.

      – Не заходил в нее с войны.

      – Я не думаю, что это делает вас плохим отцом.

      Джозеф нахмурился.

      – Мог бы быть и получше.

      – Вы были медиком? Во время войны?

      – Водителем «Скорой помощи».

      – Вы и Хемингуэй?

      – Получается, да, – сказал Джозеф. – Но я водил для армии США. Не уверен, что выглядел так же эффектно.

      Нужно было приступить к делу, спросить Стюарта, иначе он мог все утро рассказывать о войне.

      – Послушай, Стюарт, мне нужна помощь, чтобы найти Билла Берджесса. Чтобы отменить заплыв.

      Стюарт изумленно вздрогнул, будто внезапно вспомнив, что Флоренс не могла быть одновременно мертвой девушкой и чемпионкой по плаванию. Он медленно кивнул.

      – Я не знаю, где он живет и можно ли забрать депозит, – сказал Джозеф. – Флоренс занималась всем сама.

      – У меня есть его адрес в Кале.

      – Тебя не затруднит написать ему? Я не уверен, что готов к этому.

      Стюарт яростно закивал головой, как делают люди в кризисной ситуации, когда они благодарны за порученную задачу, неважно, насколько малую.

      – Я пошлю телеграмму. Я и в отель могу послать тоже. На случай, если он уже отправился на мыс Гри-Не.

      – Спасибо. Позволь покрыть расходы, – сказал Джозеф, доставая бумажник, но в этот раз уже Стюарт поднял руку, останавливая его.

      – Пожалуйста, не надо. Это меньшее, что я могу сделать.

      Джозеф посмотрел на Стюарта, который опустил глаза к ладоням с обкусанными ногтями.

      – Ты же знаешь, что не виноват?

      Стюарт ничего не ответил, только кивнул головой, как марионетка.

      Джозеф попытался встать на место Стюарта. Что, если бы он потерял Эстер тем первым летом, когда она была одновременно живой женщиной и мимолетным видением?

      Когда Эстер вместе с родителями поселилась в «Чорни» летом 1904-го, английский Джозефа был настолько плох, что он боялся заговорить с ней. Вместо слов он предлагал ей лучшие места в ресторане, подавал особо круто сваренные яйца на завтрак и не заказанный кусок бостонского пирога с кремом на ужин. Ее родители замечали его проделки, но в целом игнорировали, полностью уверенные, что их девятнадцатилетняя дочь не ответит на ухаживания восточноевропейского еврея, едва ступившего с борта парохода на континент. Но когда однажды вечером он убирал их стол и нашел записку, которую Эстер оставила ему под брошенной салфеткой, он подумал, что сердце перестанет биться в груди.

      «Мои родители после ужина идут в театр. Если у тебя получится уйти с работы, можем ли мы прогуляться? Я буду в холле в половине девятого.

Эстер»

      Джозеф никогда еще так быстро не убегал из обеденного зала. В половине девятого, когда зал еще не опустел, а последние тарелки еще не были чисты, он поменялся дополнительной сменой с другим помощником официанта за возможность сбежать пораньше. Джозеф запихнул свой фартук в стойку для зонтов