Господь Гнева. Роджер Желязны

после этого действие наркотиков закончилось. Он больше ничего не слышал и не видел, кроме обычного, бытового. Он обвел глазами свою комнатку: знакомые микрокассеты, проектор, заваленный всякой дрянью пластиковый стол… Потом Пит увидел Лурин, которая курила трубку, ощутил запах прессованного табака… Голова трещала.

      Пошатываясь, Пит поднялся. Он знал, что в реальном времени прошло только мгновение – и Лурин со стороны казалось, что ровным счетом ничего не произошло.

      А в сущности ничего и не произошло. Она права.

      Можно ли назвать событием то, что случилось? Ведь Христос не объявил о себе, не открылся. Впрочем, нечто важное все же случилось – и очень желанное. Познавательные, «проникательные» способности Пита явно увеличились.

      – Иисус! – произнес он громко.

      – В чем дело? – спросила Лурин.

      – Я видел Его, – сообщил Пит. – Он существует. Он всегда присутствует в мире – был и будет.

      Пит нетвердыми шагами прошел в кухню, налил себе крохотную порцию виски – от силы граммов двадцать – из драгоценной довоенной бутылки.

      Когда он вернулся в комнату, Лурин читала аляповатый журнальчик, отпечатанный на мимеографе, – эти листки жители их горного района бережно передавали из города в город.

      – Ну ты даешь! – сказал Питер. – Сидишь себе как ни в чем не бывало!

      – А что мне, по-твоему, делать? Разразиться аплодисментами? Визжать от восторга?

      – Но ведь это архиважно!

      – Ты его видел. Я – нет.

      И она снова уткнулась в журнальчик, напечатанный в Прово, штат Юта.

      – Но он же присутствует в мире и тебя ради! – сказал Пит.

      – Ну и замечательно, – кивнула Лурин с отсутствующим видом: Питер сел. Его мутило, он ощущал убийственную слабость – чертовы побочные эффекты от приема таблеток.

      После продолжительного молчания девушка заговорила снова, но с прежним отсутствующим видом:

      – Служгнева отсылают иконописца Тибора Макмастерса в Странствие. Дабы он отыскал Господа Гнева, запечатлел его образ в своей памяти и нарисовал на храмсте.

      – Черт возьми, что такое «храмсте»? Я не понимаю этот ваш нелепый «служгневский» жаргон!

      – Храмсте – это настенная храмовая фреска, – кротко пояснила Лурин. – По их мнению, ему предстоит пройти по меньшей мере тысячу миль. Мне кажется, они хотят, чтоб он дошел до самого Лос-Анджелеса.

      – А мне-то что! Плевал я на это, – с яростью в голосе сказал Пит.

      – Я думаю, – продолжила она, откладывая журнальчик и задумчиво сдвигая брови, – тебе тоже следует отправиться в Странствие. Милях в пятидесяти отсюда ты подрежешь ногу корове, которая тащит тиборовскую тележку. Или закоротишь его метабатарею.

      Она говорила совершенно серьезным тоном, взвешивая каждое слово.

      – Но чего ради?

      – Чтобы он не смог добыть материал для этой фрески.

      – Опять-таки меня это никак не колышет!..

      Сэндз осекся. Кто-то подошел к двери его жалкого жилища. Сперва послышались