Германские рассказы. Александр Александрович Телегин

с утра до вечера сидит с ней.

      Инга Макарова родила дочь. Старики счастливы.

      – Как назвали? – спросила у них Лиза.

      – Паулина, – ответила Гермина.

      – Паулинхен, – сказал Владимир Анатольевич: он страстно желает быть больше немцем, чем его жена.

      Они перестали бывать у нас, всецело поглощённые заботами о внучке.

      Как-то утром в умывальной комнате я встретил одного человека. Я и раньше его видел, только издалека. Он казался мне важным и надменным. Вот и тут он в бархатном халате, как старинный русский барин, собрался бриться электробритвой «Бош».

      Поздороваешься по-русски, ещё фыркнет. Но и не здороваться нехорошо:

      – Guten Morgen, – сказал я.

      А незнакомец ответил:

      – Guten Morgen,

      Liebe Sorgen!

      Sind Sie wieder alle da?

      – Ja, ja, ja!20

      – Остроумно! – опять сказал я по-немецки.

      – Да уж! А что ты всё по-немецки? Успеем ещё наговориться. Давай по-русски. Ничего, что я на ты?

      – Конечно ничего. Я Александр, приехал из Новосибирской области.

      – А меня зовут Эдуард Львович Шнайдер. Я из Караганды.

      – Вы родственник Александру Ивановичу Шнайдеру?

      – Нисколько. Просто однофамильцы.

      – А кем вы работали в Караганде?

      – Ты как думаешь?

      – Караганда… Минимум начальник управления.

      – Нет! Работал простым электриком на шахте.

      – Да вы что! Мне всегда казалось, будто вы только что вышли из Кремля с совещания у Президента.

      – В Кремле не был, а мать моя там была. Она летом 1965 года в составе делегации ездила к Микояну насчёт восстановления автономии на Волге.

      – И что она рассказывала?

      – Говорила, что Брежнев относился к этому вопросу положительно. Но когда узнал Кунаев21, немедленно позвонил ему: «Что вы делаете! У меня сельское хозяйство без рабочих останется». И Леонид Ильич дал задний ход. Только учти, я тебе рассказываю со слов моей матери. Потом я говорил с другим членом той же делегации – он сказал, что им в ЦК с самого начала сказали: никакой немецкой республики на Волге не будет.

      – И такое бывает… Делегация одна, а слышат разное. А вы на Волге родились?

      – Да. В Марксе.

      – У меня дед и отец из Маркса. А мать из Паульского – это три километра от Маркса. Она там училась в педагогическом училище. А вы помните то время?

      – Мне было шесть лет. Как не помнить! И Волгу помню, и как к бабушке ездили. Степь помню от края до края в алых тюльпанах. Ты не представляешь, какая это красота! У меня дыхание перехватило от восхищения, когда увидел её впервые. Родители у меня были идейными. Отец перед войной работал инженером на заводе «Коммунист». Мать всю жизнь состояла в партии и осталась верна, несмотря ни на что. Когда она говорила о республике, у неё глаза светились от счастья.

      – А как же репрессии? Как ваши родители их объясняли?

      – Ты знаешь… У матери брат, мой дядя, сидел семнадцать лет. Больно им было об этом говорить, как больно прикасаться к ужасной семейной тайне. Но относились к этому…

20

Доброе утро, дорогие заботы! Вы снова все здесь? – Да, да, да!

21

В то время Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана