Секретный дьяк. Геннадий Прашкевич

перегруженный морской бот, приземистый, плечистый, в новом кафтане, в парике с косичками, который он сразу по-домашнему стянул с головы, неторопливо перекрестился на образа и покачал седой головой, заодно с укором глянув и на Ивана. – Ох, матушка, играешь с огнем!

      – Да о чем ты? – испугалась вдова. – Или случилось что?

      – Не лукавь, не лукавь, – строго покачал головой думный дьяк. – Опять принимаешь кликуш да странниц? Опять стаями они у тебя пасутся? Забыла, что сказал государь? Кликуше, коль поймана в первый раз, плетей всыпать, а попадет на кликушестве второй раз – ободрать кнутом. А коли уж и этим не уймется, рвать язык, чтобы кликать впредь неповадно было!

      – Да разве кликуши Богу не угодны?

      – Они Отцу Отечества не угодны!

      – Ох, Петрович, – вздохнула добрая соломенная вдова, как бы случайно, как бы одним своим хорошеньким синеньким глазом осторожно косясь в не задернутое окно закрытой террасы. Там два человека, сопровождавшие коляску думного дьяка, уверенно, как пастухи старых гусынь, грубо гнали со двора святых странниц. Странницы подбирали на ходу длинные полы ношеного не первый год платья и печально вскрикивали. – Ох, Петрович, ох, батюшка, знаю, умен ты, но мне-то откуда знать такое? Ты вот придешь, расскажешь – я только и запомню. Или Ванюша что прочтет – тоже запомню. Но ведь одна я, совсем одна на свете живу, батюшка, от кого узнавать новости, как не от странных людей? Как могу оттолкнуть убогих? Ходючи по свету, они много слышат. Опять же, видения случаются.

      – Видения? – еще строже свел темные брови дьяк. – У меня, матушка, тоже некоторые видения. Как веки сомкну, так качается перед глазами любезный князь Гагарин Матвей Петрович. Небось, проезжала, матушка, мимо Юстиц-коллегии, видела большой столб, видела, как истлелое тело обкручено цепями, чтобы раньше времени не развалиться? А ведь Матвей Петрович, матушка, так тебе скажу, был нам не чета. – Этим ужасным нам Кузьма Петрович незаметно, но все-таки подчеркнул свое доброе расположение к сестре и к племяннику. – Князь, губернатор сибирский, его сам государь любил, вот кем был Матвей Петрович Гагарин! А теперь мертв и числится вором. А ты, матушка? Коль уж сказано громко: не воруй! – держись правил. А то начнут все своевольничать. Сама подумай! Случись что, никто тебе не поможет. И отсутствующий маиор не поможет. Пройдется жгучий кнут по мяхкому телу – за непослушание, за то, что, нарушая государев указ, привечаешь кликуш. Что, ободранная, скажешь возвратившемуся маиору?

      – Ой, страшное говоришь!

      – А ты бойся, бойся, матушка. Помни и бойся. И чаще ходи к молитве. Во время молитвы возжигай больше лампадок перед иконами. Они озарят иконы и как бы восполнят недостаток внутреннего рвения. – Думный дьяк покачал головой. – Тебя, матушка, конечно, не повесят на столбе перед Юстиц-коллегией, но нежную спину тебе пожгут, ох, пожгут веничком подпаленным. – И быстро повторил вопрос: – Что потом возвратившемуся маиору скажешь?

      Вдова так и замерла. Представила, наверное, неукротимого маиора Саплина, вдруг вернувшегося домой,