Казачья Молодость. Владимир Молодых

прогулку на конях. И уже когда садились в седла атаман заметил:

      – А все ж твоя тужурка гимназиста, поверь мне, кстати, твоему казачьему чубчику.

      Мы сразу пошли на хороших рысях. Вошли в систему оврагов, так что вскоре пошла узкая тропа по дну оврага, где пробивался ручей. Приходилось уворачиваться от нависших стволов деревьев. Казалось, не будет конца этому лабиринту сети оврагов, как вдруг дядя, не снижая аллюра, направил коня наискосок в крутой подъем. Мы вышли в степь. Мой аргамак всю дорогу легко держался за рыжей породистой кобылой атамана.

      – Ты должен запомнить, что скачки тебя будут ждать не на гладкой дорожке ипподрома, а среди опасностей на открытой местности, тебе не известной да еще с препятствиями, – потрепав меня по плечу, проговорил дядя.

      Спустя годы, выступая на сложных лесных трассах окружных скачек, я еще не раз вспомню эти слова атамана, известного в округе наездника. А пока я был никто. Даже наездником, собственно, я еще не был. Вольная степь захватила нас скачкой. Я из последних сил старался не отстать от него, хотя понял, что он, конечно, щадил мое самолюбие. Мы пошли шагом. Степь была в весеннем убранстве множества цветов. Аромат их дурманил голову. Вольный ветер располагал к открытому разговору. Я спросил его: не встречал ли он около кладбища ссыльных даму в черном и девочку. Знаю эту даму, ответил дядя, она была женой каторжного поляка, умершего от чахотки.

      – Учти, эта дама ненавидит нас, казаков. Она католичка, иезуитка. Ей чем-то не угодил казачий урядник на этапе, пока они почти год сюда шли. Она пошла за мужем на каторгу, он бывший улан. Так что она под стать нашим женам декабристов. Сильная, должно, женщина, – думая о чем-то своем, говорил дядя.

      Говорил он как-то вяло, нехотя, будто я его за язык тянул.

      – Уж она-то точно не одобрит твою связь с этой девушкой, а ты, конечно, будешь лезть на рожон. Как говорят: быть бы ненастью да дождик помешал…

      Мы долго ехали молча. Каждый думал о своем.

      – А что тебе далась эта полячка? Ты казак – и уж не собираешься ли ты мешать нашу кровь с польской? Тебе ли говорить про Гоголя с его «Тарасом Бульбой»? Тогда жестокая борьба породила жестокую судьбу казака через его любовь к полячке. Это измена казачьему роду, сынам его, погибшим в борьбе с поляками…

      Дядя не договорил, когда на его крепкий голос, перед нами отварились тяжелые тесовые ворота – и нас встретила тетка Матрёна.

      – Что ж ты, атаман, затаскал с дороги хлопца, – не дав дяде сойти с коня, проговорила дородная казачка. – Вот и казак наш побывал у Бутина по моей указке и донес, что пароход будет со дня на день, если не будет затычек в пути.

      Ждать отца я не стал. Дядя дал мне своего аргамака и я, не мешкая, покинул его дом. Мне не терпелось побывать на заимке, увидеть сестру, а главное – увидеть моего первого наставника по верховой езде – бывшего ямщика Степана. Как он там? Здоров ли? Я помню, как он учил меня скакать только «аллюром в три креста»,