Казачья Молодость. Владимир Молодых

на время этот город. Оставлял его с легкой душой. Все скверно в гимназии сложилось после известных событий, но с приходом Учителя все стало складываться превосходно. Дома, простившись со своей хозяйкой, как мог, по-доброму, а боясь опоздания на поезд, сестер не стал дожидаться – и без сожаления покинул дом.

      И как же я был удивлен, когда после второго удара привокзального колокола, я, чтобы проститься с городом, выглянул в окно и увидел Нину. Она стояла среди провожающих, отрешенная, неуверенная, что сделала все верно, придя на вокзал. Я окликнул ее. Она обернулась в мою сторону. Я замахал ей, но она осталась стоять отрешенной. Поезд тронулся – и все пришло в движение. Стали удаляться голоса, заглушенные отчаянным криком паровоза. Уплыла вместе с перроном и Нина. Как будто ее и не было. Вспомнились только ее слова: «Вы мне, Яша, очень нравитесь. Какие у вас чистые чувства». Вспомнил, как встречал ее у гимназии, пожимал ее холодную руку, чувствуя, как сердце во мне тотчас же вздрагивало. Такое было впервые в моей жизни. Я и сейчас вижу ее печальное, красивое лицо с отпечатком девичьей любви. Она не могла не вызвать у меня ответных чувств. Но почему сейчас, провожая меня, она стояла равнодушная? Она просто смотрела, даже не махнув рукой. Зачем тогда она приходила? И вообще – не от Петра ли она узнала, когда я уезжаю? Так я простился со своими первыми чувствами, с чувствами выдуманной мною первой любви. И все это было посреди планов, надежд, порожденных учителем. А все чувства были во мне – от молодого, полного здоровых сил и душевных порывов человека. И ко всему – моя уверенность в стремлении двигаться вперед. Во мне было достаточно юношеской чистоты, правдивости, благородных побуждений и презрения ко всякой низости и злу. Я ощущал в себе душевный подъем. Да, я не отрицаю, что в кружке был заражен свободомыслием, свободным выражением своего мнения, но от этого я не перестал быть казаком, из казачьего рода Дауровых. Мне не хватает только друга, сверстника, близкого к моим интересам, стремлениям.

      Теперь впереди меня ждала станица. Я там не был пять лет. Это были годы счастья и бесчестья. Словом, все то, что и подобало мне и что, может быть, только с виду было так бесплодно и бессмысленно… Зато впереди меня ждало столько свободы к деятельности, ибо передо мною лежал план раскопок, составленный ученым. Я спешил начать раскопки – и оправдать надежды Учителя. И это ощущение деятельности росло во мне с приближением к станице…

      *

      Помнится, тогда я был под впечатлением первой в жизни поездки в вагоне поезда. Я заметил, как из головастой трубы паровоза тащился хвост черного с гарью дыма. Поезд меж тем куда-то подходит, останавливается на несколько минут. Какой-то глухой полустанок, тишина… Во всем этом движении была какая-то прелесть. Откуда-то доносились крики паровозов, их шипение и это сладкое для меня волнующееся чувство дали, простора и запаха каменного угля, что неслось из окна. Было волнительным для меня событием – эта моя жажда дороги. Она часто порождала во мне скуку по дороге.