Казачья Молодость. Владимир Молодых

Я ему, тугоухому, долго втолковывал, что этот стих мы учили сегодня всем классом. Когда домашние с трудом отбились от меня, я насел на Петьку. Но с ним номер не прошел…

      Отец заметил, что Петька прижился. Тогда отец решил рассказать нам судьбу Петьки. Он сын каторжанки, рожденный на этапе, когда этап остановился в пересылочной тюрьме нашего города. Новорожденного поместили в приемный дом при тюрьме. Стал как-то вечером рассказывать отец.

      – Одна просьба ко всем – не надо говорить, что он каторжанский сын. К каторжанам в станице относятся с подозрением, с унижением. Петька не виноват, что все так вышло. Пусть он живет у нас и растет свободным человеком.

      Я слушал отца и думал, как Петька похож на того мальчика из этапа. Мать, видя, как я привязался к Петьке, стала разрешать – а я в это время уже закончил два класса школы – ходить с Петькой в ночное пасти коней. Обычно собиралась ватага станичных мальчишек. Разводили костер, пекли в золе картошку и, конечно, рассказывали страшные истории. Я предложил им почитать что-нибудь вслух. Все согласились. Я начал читать рассказ К. Станюковича «Побег». Петька, покуда я читал, следил за моими губами, да так увлеченно, что к удивлению всех, когда я окончил читать, и стало ясным, что побег арестантов будет удачным, Петька ни с того, ни с чего вдруг стал расспрашивать, что все это, действительно, написано в книжке… Все разом покатились от смеха, кто-то и вовсе катался по траве и так громко хохотал, что даже кони насторожили уши и с перепуга смотрели на нас. «А Петр подумал, что ты еще не умеешь читать, а все это тобою придумано», – гоготали мальчишки. Дома я рассказал матери про случай у костра с Петькой. Она ласково глянула на меня и нежно сказала:

      – Ты, Яша, молодец, что читал им. А в Петьке и в тебе есть божья душа. Помолись за него…

      4

      Я заметно подрос и окреп после болезни. Однажды отец взял меня с собой в поселение для ссыльных. Оно было невдалеке от станицы Сбега. Это было некогда закрытое поселение, но со временем, по словам отца, отбыв положенный срок ссылки, обитатели поселка покидали это место. Так что вскоре из поселка некогда осталось два барака. Мы поехали верхами. Дорогой отец предупредил меня, чтобы я не задавал ссыльным никаких вопросов, да и вообще об этой поездке лучше помалкивать. Даже дяди, мол, не стоит об этом говорить. Хотя он и сам скорее узнает, так как ему, как атаману, поручено все же присматривать за тем, кто ссыльных посещает. Он будет знать, что и мы здесь были, но ты об этом ему не говори. Ясно? Спросил отец. Я кивнул головой – мол, ясно – я не маленький. Отец еще раз глянул на меня. Здесь два барака. Один для польских ссыльных, другой… Отец не закончил мысль. Мы ехали. Он остановил моего коня. Мы сошлись.

      – А в другом, Яков, – отец посмотрел на меня, – в другом… в другом – бывшие каторжане из казаков. Но ты с ними ни слова, ни пол-слова. Мы едем по делу, а не на экскурсию.

      Похоже, отцу давались