Гостья. Симона де Бовуар

в отношении прежних своих решений и остаетесь дома. Это очень мило, но когда через десять минут вы оказываетесь в кресле и начинаете скучать, то уже отнюдь не свободны, вы всего лишь претерпеваете последствия своего поступка.

      Ксавьер усмехнулась.

      – Опять одно из ваших прекрасных изобретений, концерты! Чтобы стремиться слушать музыку в назначенный час! Но это же нелепо. – И она добавила чуть ли не злобным тоном: – Франсуаза сказала, что я должна была пойти сегодня на концерт?

      – Нет, но я знаю, что, как правило, вы никогда не решаетесь выходить куда-то. Это обидно – жить в Париже затворницей.

      – Уж во всяком случае, не этот вечер заставит меня пожелать измениться, – презрительно заявила Ксавьер.

      Лицо Пьера омрачилось.

      – Так вы теряете множество драгоценных возможностей, – заметил он.

      – Постоянно опасаться что-то потерять! Для меня нет ничего более мерзкого! Что потеряно, то потеряно, вот и все!

      – Ваша жизнь действительно состоит из череды героических огорчений? – с саркастической улыбкой спросил Пьер.

      – Вы хотите сказать, что я труслива? Если бы вы знали, как мне это безразлично, – произнесла Ксавьер сладчайшим голосом, слегка вздернув верхнюю губу.

      Наступило молчание. У обоих, и у Пьера, и у Ксавьер, лица стали неприветливыми.

      «Лучшее, что можно сделать, это пойти спать», – подумала Франсуаза.

      Досаднее всего было то, что и сама она уже не воспринимала скверное настроение Ксавьер с той же небрежностью, как во время репетиции. Внезапно Ксавьер стала приниматься в расчет, не совсем ясно почему.

      – Видите милую женщину напротив нас? – спросила Франсуаза. – Послушайте ее, уже довольно долго она излагает своему партнеру тайные свойства своей души.

      То была молодая женщина с отяжелевшими веками; она устремляла на своего соседа магический взгляд:

      – Я никогда не могла смириться с правилами флирта, я не выношу, когда меня касаются, это болезнь.

      В другом углу молодая женщина, увенчанная зелеными и синими перьями, с сомнением смотрела на толстую ладонь мужчины, только что опустившуюся на ее руку.

      – Здесь всегда множество пар, – заметил Пьер.

      Снова воцарилось молчание. Ксавьер подняла руку на уровень своих губ и осторожно дула на обрамлявший ее кожу тонкий пушок. Нужно было попытаться что-то сказать, но все заранее звучало фальшиво.

      – До этого вечера я когда-нибудь рассказывала вам о Жербере? – обратилась Франсуаза к Ксавьер.

      – Совсем немного, – отвечала Ксавьер. – Вы говорили, что он занятный.

      – У него была странная юность, – сказала Франсуаза. – Он из семьи совершенно нищих рабочих, мать стала безумной, когда он был совсем маленький, отец – безработный; мальчик зарабатывал четыре су, продавая газеты. В один прекрасный день приятель повел его на какую-то киностудию искать места в массовых сценах, и случилось так, что взяли их обоих. В тот момент ему было лет десять, он был очень привлекателен, и его заметили. Ему стали поручать