Модэ (сборник). Владислав Пасечник

Михра. – А умирать?

      – Все равно! Я с тобой.

      Ашпокай слышал, как гудит земля, как раздается вдали хуннский лай – сначала тихий, как стариковский кашель, но с каждой минутой все громче, отчетливее:

      – Хай-рай! Хай-рай!

      – Быстро! Быстро! – Михра махнул рукой, и они помчались.

      Теперь их было только пятеро. Ашпокай летел над густой травой, а в голове его метались дикие мысли. Он и подумать не мог, что их веселое разбойничье братство распадется так скоро. Он еще не видел загонщиков, но отчетливо слышал, как тянут они свой боевой клич: «Харррааааай!»

      Но вот впереди темные кромки туч… задвигались, заходили тучи!

      «Окружили!» – прыгнуло у Ашпокая в груди.

      Две темные пыльные волны двигались им наперерез. Их было не меньше сотни, этих охотников.

      Раздался свист, тоскливый, протяжный, похожий на вой метели. Вдруг конь под Павием взбрыкнул и провалился в густую траву вместе с седоком…

      «Значит, теперь четверо», – Ашпокай отчего-то кивнул этой своей мысли.

      – Главное, проскочить! Быстрее! – ветер срывал крик и ругань с губ Михры, терзал на лету и разбивал о плечи Ашпокая.

      Черное живое впереди почти сомкнулось. Такое же живое, невидимое, но явственно ощутимое кожей, мчалось за Ашпокаем по пятам.

      Конь под мальчиком вздрагивал и храпел. Рыжая шея его блестела, словно красная слюда. Ашпокай бил его в бока и в тугие жилы возле паха и сам вскрикивал от боли… стены пыли смыкались впереди…

      Потом вдруг наступила тишина.

      Березовая роща, белая гребенка из рыбьих костей. Меж деревьев видна широкая равнина, темные облака низко ходят над ней.

      – Ашпокай, – тихо говорит Михра, – я останусь в этой роще.

      Ашпокай молчит, знает: правду сказал брат.

      Стрела эта была с черным оперением, с наконечником, похожим на хищную птицу. На черенке красной змейкой вьются непонятные, чужие знаки. Она вошла в спину и вышла с другой стороны, вырвав чуточку блестящей мякоти. Теперь в груди Михры что-то булькало и хрипело.

      Тут же стреноженный Рахша беспокойно переступал с ноги на ногу, топал, поднимал морду.

      – Инисмей, Соша, принесите воды, – сказал Ашпокай. – Я слышал неподалеку ручей!

      Он старался сохранять спокойствие перед братом. Брат был героем, брат был Михрой.

      – Михра… Михра… Слышишь меня? Ашпокай с тобой. И Рахша с тобой.

      – Атья увел младших? – Розовая пена накипала на запекшихся губах Михры. Он мог еще сидеть и смотреть по сторонам, но подняться был уже не в силах.

      – Я не видел, – голос Ашпокая дрожал. – Кажется, вырвались они. Все враги за нами поскакали. Грохоту было! Но мы убежали… убежали…

      Глаза Михры словно подернулись луковой пленкой. Ашпокай вдруг стал огромен, его медное лицо поплыло от нахлынувшего жара. Михра прикрыл глаза, он говорил медленно, переводя дыхание:

      – Кажется, будто в груди застрял этот проклятый хуннский свисток. Дышать трудно.

      – Инисмей, Соша! – позвал Ашпокай.

      Ответа