Несущие Свет. Анна Таури

читала она в наших судьбах, чтобы переписывать их ночами, чтобы менять по своему велению, чтобы брать на себя ответ за нас, чтобы без спроса нести горстями счастье? Я прочитала еще несколько листов, дальше не стала лезть. Судьбы. Все удачные, добрые. Все начинаются с конфликта, а разрешаются радостью.

      Мне вдруг показалось, что она отдала нам всю свою радость. Сможем ли мы правильно пронести ее на плечах? Незаслуженную, вплести ее в жизнь мира, сделать его лучше… Хотя, что это я? Она уже за нас все сделала… Когда одному человеку в мире становится светлее, то и всему миру тоже. А теперь посчитать, сколько здесь нас…

      Ангел?

      Ведьма?

      Фея из сказки?

      Что за чудо из чудес два с половиной года жило за стеной, а я и не замечала?

      Тайна.

      Загадка.

      Елена Андреевна.

      Все, заканчиваю писать. За окном светает. Значит, пора спать. Сегодня (уже вчера) целый день гуляла по городу. Он прекрасен. Купила краски, холсты и много кистей, дорогих, хороших. Наконец-то. Завтра буду рисовать. Три года. Как же я соскучилась по рисованию.

      Видела вчера одного дедушку. В метро. Совсем старенький. Он держал листок с цитатой и надписью «Разобраться». Я так смеялась. По-доброму, конечно. Ему уже на тот свет пора, а он все «разобраться».

      Хочу его нарисовать.

      Мне кажется, я смогу ему подсказать.

      Только это будет утром.

      А сейчас спать.

      Вернуться…

      I. Ноктюрн

      Глаза беспощадно жгли и болели, безоговорочно требуя сна. Но спать было нельзя, в эту ночь – ну совсем нельзя. Никак.

      Чашка горячего молока дымилась в руках, а за тускло освещенным окном все темнее сгущалась ночь – та ночь, в которую что-то должно было обязательно решиться. Что-то очень важное. Ночь, которую пропустить нельзя.

      Вопреки ожиданиям и ворчанию рассудка, молоко изрядно взбодрило. Она долго смотрела в окно на город, укутанный черным ночным плащом, и вслушивалась в свои ощущения: безумная смесь предчувствия, трепета, восторга, страха и хмельного упоения смешались в единый нектар, будораживший кровь. А потом руки тепло укутывали беззащитное тельце, а ноги шли на улицу. И, как всегда, по привычке – взглянуть на свои же окна, поймать в них пугающую пустоту и, отвернувшись, забыть…

      Город был красив. Город был великолепен в его переливах желто-коричневого света фонарей и в мельтешении бело-красных огней машин. Город на всю мощь дышал жизнью, шествовал в своем несокрушимом ритме к одному лишь ему известной цели. И этот город часто напоминал ей ту памятную банку с крупой (кажется, гречкой), внутри которой она однажды обнаружила целую вселенную – там копошилось множество мелких серых червячков с маленькими черными глазками. И непонятно было: то ли они противные, то ли милые – поди разбери. Но в тот момент почему-то стало ясно, насколько же вселенная переполнена жизнью. Насколько она кишит ею…

      Город горел