Несущие Свет. Анна Таури

Даже сейчас, когда представляю себе ее образ, мне становится спокойно и легко, словно передо мной была фея или ангел.

      И невероятная коллекция книг в доме. В этом была вся она: хорошие, да что там – прекрасные книги, все до одной, где каждая – шедевр. Я всегда много читала, чем и заработала очки с прилегающими вечно красными пятнышками на переносице, которые то и дело хочется потереть, особенно когда нервничаю.

      Эти книжные стеллажи были моим раем. Отдельно полки с классикой, отдельно – с модерном, дальше искусство, эзотерика, философия, психология. Но нигде ни одной банальности, ничего посредственного. Казалось, там, на этих полках из соснового дерева, крытых темно-красным лаком, приютилась и мирно дремала вся душа человечества, все, что в нем есть великого.

      А еще она была мастером слушать. Это мастерство шло у нее изнутри, и было абсолютно естественным. Одного ее присутствия было достаточно, чтобы знать, что ты не один. Сколько раз она меня спасала одним взглядом, одним понимающим кивком. И никогда никаких нравоучений, заученных фраз. Она просто была рядом, и я говорила, говорила до тех пор, пока сама не находила нужный ответ. И в тот момент хитрые огоньки ее глаз взрывались радостью – как смотрят на ребенка, который наконец-то сам, ни за что не держась, прошелся по комнате…

      Мы часто (особенно в так частую тут непогоду) могли сидеть вечером за чаем. За очень хорошим чаем (ну, это уже была моя слабость). Иногда говорили, а иногда просто слушали. Как друг друга, так и мир за окном, ветер ли, дождь ли, метель ли за тонким окном. И становилось так тихо и спокойно, будто времени не существует.

      Я только переехала, и была в таком восторге от города, что мне бесконечно хотелось рисовать все-все-все. Первая же картина давалась с огромным трудом. И когда я ее закончила, то решила подарить Елене Андреевне. На картине был изображен средневековый город – вид из окна где-то высоко под крышей, и весь город был виден как на ладони: тропы, аллеи, дома, люди – все заняты своими делами, и все вместе – целая жизнь. Мне хотелось отразить душу того места, где я тогда жила, так, как я его чувствовала и видела.

      Она с неподдельным интересом и восхищением долго-долго смотрела на картину. Мне же было одновременно и неудобно, и радостно – получилось, значит. Потом улыбнулась, все еще отрешенная: «Спасибо. Это… чудо просто». А я была бесконечно рада.

      Работала она в школе психологом. Я долго не понимала, зачем ей эта школа. Она была настолько хороша, что частная практика у нее бы процветала, и мне тогда казалось, что ее дар пропадает, обесценивается. Скольким бы людям она могла помочь… Ведь в школе это лишь формальность. На мой вопрос – как же так, она сначала задумалась, а потом ответила, что «на детей еще можно повлиять». Я тогда никак не могла понять, о чем это она.

      В тот день мне позвонили прямо среди дня из школы, где она работала, и спросили, не знаю ли я, почему она не вышла на работу. Ответила, что не знаю, и что сама не видела ее со вчерашнего утра. Я тогда