Каменные сердца. Михаил Кузнецов

как попугай. Его торец, обращенный к улице, недавно выкрасили в ярко-лиловый цвет, готовясь к приезду какого-то гостя. Гость не приехал, а дом остался блистать торцом.

      Платон припарковался у обочины, не рискнув мучить подвеску въездной дорогой, и осмотрел двор. Останки детской площадки, давно спиленной на металлолом, огромные деревья, остовы лавочек, деревянных столов и ни души вокруг. Только два мутных силуэта мялись возле полицейского бобика. Розыскник достал из-за пазухи ПМ, проверил обойму, предохранитель, засунул обратно. Достал из бардачка стальной кастет и положил в карман куртки, пощупал выкидной ножик в чехле на поясе. Повертел в руках папку, решил, что брать не стоит, засунул ее в тайник под сидение и уже потом вышел. Лицо облизала грубая снежная пыль. Поморщившись, он двинулся во двор.

      У патрульного уазика мерзли, подняв вороты бушлатов, два «пэпса» – сержант и рядовой с автоматом. Курили.

      – Здорово, мужики! – издали крикнул Платон.

      Мужики флегматично обернулись.

      – Здорово-здорово, – ответил сержант.

      Платон показал удостоверение.

      – А чего не в машине? Холодно же.

      – Да там воняет, как у бомжа в жопе, – ответил рядовой.

      – Вчера двух обосранцев в отделение везли, весь салон провоняли, скоты, – пояснил сержант.

      – Понятно. Как звать?

      – Леша, – протянул руку сержант.

      – Влад.

      – Платон, – пожал руки опер. – Ну что, сейчас дождемся еще одного гаврика и двинем. Куда, кстати? Что стряслось?

      – Сто пятая квартира, – ответил сержант. – Соседи пять раз заяву кидали, сначала участковому, но тот и так в напряге, потому нашим в отделение. Наши поначалу отбивались, но потом дежурку дергать начали, наряды вызывать. Короче, надоели эти уроды из сто пятой, вот и решили прикрыть лавчонку.

      – А чего нас из городского отдела дернули?

      – А больше некого. Наши на операции, а участковые зашились вконец.

      – Так, и что там в сто пятой за уроды?

      – Мразота местная, – буркнул рядовой Влад, поправляя автомат.

      Сержант осмотрел дом, будто сканируя.

      – Это стеклянный дом. Тут каждый пятый по сто тридцать первой ходил, – сказал он.

      – Знаю я, – пробурчал опер.

      Становилось все холоднее, и полицейские не сговариваясь зашли в подъезд, поднялись на площадку между первым и вторым этажами. Подъезд казался доисторической пещерой: нз подвала тянуло тяжелой сыростью; стены покрывали сети местной наскальной живописи; потолок пошел рыжей плесенью от протечек; подъездные окна в щелях с торчащими отовсюду остатками древней ваты. Пусть и в дырах, а один черт теплее. Платон оперся на еще целые перила, уставился в треснутое окно, за которым бушевала быстро надвигающаяся зима. Через десять минут Влад ткнул пальцем в стекло.

      – Это он идет?

      Платон всмотрелся.

      – Да.

      Он сразу узнал сутулую фигуру