Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе. Роберт Рождественский

божьими коровками,

      с паутинной проседью…

      Давайте в кузове машин

      присядем по традиции…

      А потом

       подымемся.

      А потом

       тронемся…

      Ну а как —

       с птицами?

      Как же быть

       с птицами?

      Прилетят птицы

      голубыми клиньями.

      Над землей забьется

      удивленный плеск…

      Покружат,

       потужат,

      разведут крыльями.

      Внизу вместо рощи —

      голая плешь…»

      А в коридоре поезда,

      в коридоре поезда

      слышно,

       как колеса

      разговор ведут…

      Мы едем,

      мы едем,

      хотя нам тоже

       боязно:

      вдруг прилетят радости

      и нас

      не найдут?

      Назым

      А у Назыма был голос протяжный.

      Руки добрые

      были у Назыма.

      У Назыма был характер

       бродяжий,

      а в глазах была

      веселая сила.

      Что любил он?

      Он любил час,

       в который

      можно лишь необъяснимо проснуться.

      И увидеть город —

       странный,

       готовый

      от мальчишеского солнца

      задохнуться.

      Он с друзьями любил за стол усесться,

      смаковал

      вина грузинского терпкость.

      Говорил:

      «Пью за врачей!

      За то,

       что се́рдца —

      пусть обычного —

      они не могут

      сделать…»

      Только разве он бы смог жить

       с обычным?

      Нет!

      Конечно, не смог бы.

      Это ж ясно…

      Он любил погарцевать в тосте пышном.

      Он придумывал шутки

      и смеялся,

      как ребенок,

       шоколадку нашедший,

      на два города

      тепло излучая…

      А еще он любил

       добрых женщин.

      (Правда,

       злые

      ему тоже встречались…)

      Называли добряком его

       иные.

      Называли чудаком его

       нервным.

      Я не буду спорить,

      но знаю поныне:

      добряком он

       не был.

      Чудаком —

       не был.

      Человеком

       и поэтом был.

      Всего лишь.

      Человеком

       и поэтом.

      И только…

      Если он говорил о ком-то:

       «Сволочь!» —

      значит, это была сволочь.

      Точно!..

      Говорят,

       что были проводы щемящи.

      Невесомые цветы легли

      на плечи.

      И звучали похоронные марши.

      И текли заупокойные речи.

      Он не слушал.

      Он лежал.

      Смотрел на солнце.

      И не щурил глаз —

       наивных и дерзких.

      Было гулко.

      Было очень высо́ко.

      Так высо́ко,

      как бывает только в детстве!..

      Потеряла женщина

       мужа.

      Потеряла женщина

       сына…

      Я не верю