Черепаший вальс. Катрин Панколь

появился не сразу: сперва убедился, что мужчина ушел.

      – Он ничего не сказал?

      – Нет, – ответила Жозефина. – По-моему, он меня даже не заметил.

      – Да уж, хорош гусь, времени на болтовню не тратит.

      – Это твой папа так говорит? – спросила Жозефина; ее забавлял серьезный тон мальчика.

      – Нет. Это мама говорит. Она всех в нашем доме знает. У него вроде как шикарный подвал. С мастерской и всякими инструментами. А дома у него аквариум. Огромный, с гротами, водорослями, флуоресцентной подсветкой, искусственными островами. А рыбок в нем нет!

      – Твоя мама немало выяснила, я смотрю, – сказала Жозефина, убеждаясь, что из разговоров с Полем можно многое узнать про обитателей дома.

      – А между прочим, он ее никогда к себе не приглашал! Она туда заходила один раз, вместе с консьержкой, когда никого не было дома, а у них сработала сигнализация и надо было ее выключить. Он был в дикой ярости, когда узнал. К ним никто не ходит. Я знаю их детей, но они меня никогда к себе не приглашают. Родители не дают. И их никогда не пускают гулять во двор. Выходят, только если родителей нет, а иначе торчат дома! А на третий этаж, к Ван ден Брокам, нас всегда приглашают, и у них здоровенная плазменная панель во всю стену гостиной, с двумя колонками и системой «Долби стерео». Когда у них чей-нибудь день рождения, мадам Ван ден Брок приглашает весь дом и печет пироги. Я дружу с Флер и Себастьяном, могу познакомить их с Зоэ, если она захочет.

      – И что, они симпатичные? – спросила Жозефина.

      – Да, просто супер! Он врач. А жена – хористка в Гранд-Опера. У нее шикарный голос! Когда она репетирует, слышно на лестнице. Она меня всегда спрашивает, как там моя музыка. Предлагала мне заходить поиграть на рояле, если я хочу. Флер играет на скрипке, Себастьян на саксе…

      – Я тоже хочу научиться на чем-нибудь играть… – сказала Зоэ, которая явно почувствовала себя не у дел.

      Она подняла на Поля покорное личико: словно ребенок, расстроенный, что взрослые не смотрят на него. Золотистые глаза под шапкой каштановых волос молили о помощи.

      – Ты что, никогда ни на чем не играла? – с удивлением спросил Поль.

      – Нет… – ответила Зоэ в полном замешательстве.

      – Я-то начал с пианино, сольфеджио и прочей мутоты, потом меня это достало, и я стал заниматься на ударных, для группы это гораздо круче.

      – У тебя группа? А как называется?

      – «Бродяги». Это я придумал название. Здорово, да?

      Жозефина слушала разговор ребят и чувствовала, как к ней постепенно возвращается спокойствие. Поль, такой уверенный в себе, имеющий собственное мнение обо всем на свете, – и Зоэ, на грани отчаяния, оттого что не удается привлечь его внимание: личико напряженное, брови нахмурены, губы сжаты. Жозефина буквально слышала, как она копается у себя в голове, выискивая по сусекам, чем бы набить себе цену в глазах мальчика. Зоэ очень выросла за лето, но ее тело пока не успело развиться, было по-детски мягким и пухлым.

      – А ты не поиграешь нам немножечко? – попросила Зоэ, видимо, не находя других способов заинтересовать