Вещие сестрички. Терри Пратчетт

отворилась. Отворилась с изуверской медлительностью, со скрипом, способным на целый день испортить настроение. За пронзительностью скрипа следовало заподозрить не безалаберность хозяйки, но, напротив, кропотливейшие усилия, как, например, ежедневное ошпаривание петель кипятком. Сержант замер и начал медленно поворачиваться лицом к двери.

      Пустота дверного проема, представшая его взору, произвела на него гнетущее впечатление. Весь его жизненный опыт говорил о том, что двери сами по себе не открываются.

      Сержант снова откашлялся.

      Нагнувшись к его уху, зашедшая сзади матушка Ветровоск прошептала:

      – Кашель у тебя запущен. Молодец, что заглянул.

      Сержант уставился на нее с выражением бездыханного благоговения.

      – Гр-р-р… – только и смог сказать он.

      – И что дальше? – спросил герцог.

      Сержант упорно таращился на точку в двух дюймах правее герцогского кресла.

      – Дальше… Она предложила мне чашку чая.

      – А чем были заняты твои люди?

      – Им она тоже предложила чаю.

      Герцог поднялся с кресла и ласково обнял сержанта за плечи, трепетавшие под ржавыми звеньями кольчуги. Он и сам чувствовал себя прескверно. Полночи он пытался смыть кровавые пятна с ладоней. Полночи ему казалось, что над самым его ухом кто-то шепчет. Утренняя овсянка была пересоленной и подгоревшей. Кончилось все тем, что повар устроил форменную истерику. Из этого напрашивался вывод, что герцог должен был пребывать в бешенстве. А герцог меж тем был необычайно участлив и обходителен. Он принадлежал к той породе людей, которые по мере того, как подходят к концу запасы терпения, становятся все более нежными и покладистыми. И только потом вы выясняете, что их последняя любезность, наподобие «не знаю, как вас и благодарить», на самом деле являлась вежливым приглашением на гильотину.

      – Послушай, сержант… – проговорил герцог, неторопливо прохаживаясь с несчастным солдатом по кабинету.

      – Да, мой повелитель?

      – У меня все-таки есть ощущение, что я плохо растолковал тебе собственный приказ, – вкрадчиво промолвил герцог.

      – Повелитель?

      – Я спрашиваю себя, не могло ли случиться так, что я сам поставил тебя в затруднительное положение… Понимаешь, мне-то сдается, что я велел привести ведьму в замок. Если потребуется – в оковах. Но вдруг вместо этого я обмолвился и произнес: «Зайдите к ведьме, попейте у нее чайку». Неужели я допустил такую оплошность?

      Сержант принялся растирать себе лоб. Сарказм как средство риторики был для сержанта в новинку. В его окружении проявления негодования сводились к бранным выкрикам и, от случая к случаю, разлетающимся в стороны щепкам.

      – Никак нет, о господин.

      – Тогда растолкуй мне, почему ты не соизволил выполнить именно то, что от меня услышал?

      – Повелитель…

      – Наверное, она шепнула тебе одно из своих заклятий. Мне ведь кое-что известно об их повадках, – сказал герцог, проведший половину ночи за чтением одного