Прах херувимов. Евгения Райнеш

Зависимость от брата выводила из себя, но сейчас приходилось играть по его правилам. Черная полоса затянулась. Еву сократили несколько месяцев назад (а честнее – почти год), и без Адама ей сейчас просто не выжить.

      – Ладно, слушаю, – вздохнула она.

      Перед глазами сиял храм удовольствий.

      – Почему ты не связалась со мной, когда вернулась? – Адам злился и тревожился одновременно.

      Злость и тревога – это то, что он постоянно чувствовал к сестре.

      – Откуда знаешь, что я вернулась?

      – Ева, не будь ребёнком! Тебя видели все соседи.

      Раздражало любое упоминание о возрасте, поэтому на столь невинную фразу Адама она взвилась. Белым факелом в красный горох.

      – Какое дело этим соседям, уехала я или вернулась? Почему и ты, и они вечно следите за мной?!

      – Мы беспокоимся, – миролюбиво произнёс брат. – Как у тебя? Не вышло с санаторием?

      – Ты уже понял, что нет. – Ева тоже сбавила обороты. – Но всё под контролем. Я сейчас иду с собеседования.

      – Да?! – радостно–недоверчиво спросил Адам.

      – Балда! – не удержалась сестра. – Всё в порядке. Я в норме.

      Адам повеселел.

      – То есть ты вышла из дома? Не будешь запираться?

      – Стою на середине довольно оживлённой улицы. А до этого ехала в переполненной маршрутке. Так что я в полном порядке.

      Она сказала про маршрутку и прикусила язык. Голос Адама опять сменился с радостного на тревожный. Брат не знал наверняка, что Ева экономит на еде и такси ради новых нарядов. Но догадывался.

      – Ева, я даю достаточно денег, чтобы ты не садилась в маршрутку.

      Девушке стало неловко. Она понимала, что у Адама работа, жена, двое детей, свои дела… Хотя никогда не просила ни о чём, но он всё равно постоянно опекал её.

      – Смотри на это, как на эксперимент, который закончился удачно, – вывернулась Ева.

      – Ладно, – сказал Адам, – вечером зайду.

      И отключился.

      Еве не хотелось, чтобы он заходил. Но пока решила не думать о неприятном. Она имеет право на праздник жизни. Всё ещё имеет.

      Завертелась круглая дверь на вход. Еву подхватило и понесло на волнах такого любимого запаха: новых вещей, разнообразного парфюма и крепкого эспрессо из притаившихся среди бутиков кофеен. Кожа под татуировкой восторженно зазудела, словно тату тоже радовалась, что наконец-то оказалась в столь прекрасном месте.

      Бантик ожидало самое любимое приключение – сезонные распродажи. Время, когда бренды, даже шикарные и дорогие, становились родными и доступными. Те, что никогда не попадут в корзины с тряпьём, выставленным совсем за бесценок и захватанным разными руками.

      Ева предпочитала всё непорочное, не знающее чужих прикосновений. Не тронутое ни людьми, ни временем. Это казалось естественным и правильным, и она не понимала, почему другие воспринимают её нормальное желание, как нечто странное.

      Пришлось даже как-то пообщаться с психиатром. По милости Адама.