Прах херувимов. Евгения Райнеш

дорогая. И поношенная немного, чувствуется, что любимая. Или единственная.

      – И какой в этом во всем смысл? – продолжал недоумевать Ларик, пытаясь быть снисходительным к женским глупостям.

      – Я подумала, – призналась Яська, – что твоя клиентка расстроилась, когда поняла, что потеряла такую замечательную вещь. Я в сумочке нашла визитку. Ева Самович. Рекламный менеджер. Как ты думаешь, это она?

      Ларик задумался:

      – Точно, её, кажется, Евой и звали. Хотя…

      Он замялся, пытаясь вспомнить.

      – Кажется, да, Евой. Впрочем, паспорта у клиентов не спрашиваю.

      Яська обрадовалась.

      – Я ей позвоню тогда. По номеру на визитке. Скажу, что сумочка у меня. Думаю, она обрадуется…

      Ларик кивнул: «Конечно, мол, обрадуется».

      – А, кстати, ты этой Еве-растеряхе, что колол? Что-нибудь такое же символическое? Чего она-то ушла как зомби? И такую важную для женщины вещь забыла…

      – О, да! – насмешливо, но непонятно произнёс Ларик. – Я ей такое наколол, такое…

      Он сделал страшные глаза и замолчал, заставляя Яську мучиться от любопытства.

      – Так что? – Яська стремительно наклонилась к нему и поставила звонкий щелбан. Легонько, но обидно от неожиданности.

      Ларик схватился за лоб и заверещал:

      – Да, бантик я ей наколол. Маленький симпатичный бантик. Ничего не значащую финтифлюшку!

      – Понятно…

      Луна выкатилась стыдливо из-за туч. И осветила особенно ярко для уже привыкших к темноте глазам дорожку в саду.

      – Ларик… – пролепетала Яська, – что это?

      Глазам предстало совершенно дикое в своей бесцельности зрелище. Розовые кусты нещадно обломаны. Флоксы, надломившись, уныло свесили свои яркие шары к земле. Все цветы на высоких стеблях грубо искромсаны, то ли когтями, то ли зубами, а клумбы вытоптаны с таким зверским усердием, что это заметно даже в неярком лунном свете.

      Цветник, заботливо выпестованный Лариком, был разгромлен самым варварским образом.

      Глава четвертая. Еву убивает время

      Ева Самович не собиралась выходить, ей нужно было проехать ещё две остановки, но толпа в переполненной маршрутке напирала и сдавливала. Еву привычно затошнило от мерзкой близости чужих людей, от посторонних прикосновений к её коже, от запахов, которые распространяли незнакомые тела. Она физически ощущала, как молекулы парили в сжатом пространстве, соприкасаясь и взаимопроникая друг в друга.

      – Выходите? – спросил кто-то за спиной.

      Тошнота усиливалась, и Ева просто молча кивнула.

      Когда маршрутка выпустила её наконец-то из недр кипящего молекулярного супа, Ева сделала несколько глубоких вдохов-выдохов. Прижала пальцы к вискам.

      «Боже, больше никаких маршруток», – подумала она, и тут же поняла, что врёт сама себе. Деньги катастрофически кончались, и собеседование, с которого Ева возвращалась, она явно провалила. Поездки на такси подорвут бюджет окончательно и бесповоротно. Придётся пользоваться общественным транспортом, полным этих отвратительных,