La Critica. Первая книга казанской трилогии. V.S.

в широком смысле, далее политика и экономика под философским углом зрения. Я конечно умничал не без желания произвести впечатление на Крошку-Марту. Глеб свободно парил в облаках неакадемической риторики. В общем: ситком культурологически-абсурдистской направленности с элементами абсценной лексики.

      В какой-то момент Марта вышла из комнаты, и мы про неё забыли. В отсутствие леди, шутки-прибаутки стали жёстче. Вдруг Стальская вернулась и с порога, как бы исполняя роль, строгим голосом заявила: «Людям утром на работу, а вы тут орёте! Ну-ка быстро сворачивайте свой балаган и по койкам!» Мы с Глебом замерли на несколько секунд, глядя на Стальскую. Её лицо было карикатурно строгим, и мы рассмеялись. Тогда она сказала то, что заставило нас подыграть ей. Она сказала: «Сейчас милицию вызову! Чёртовы алкаши!» Мы утрировано испуганно засуетились, – загремели бутылками, собирая их по всему полу, залепетали извинения и так далее.

      – Всё! Стоп! – скомандовала Стальская. – Готово. Можете заканчивать. Или можете продолжать.

      Всё это действо несомненно имело начало, подобие кульминации и чёткий финал. Я был так пьян, что не мог об этом думать прямо сейчас, поэтому оставил разрешение этого вопроса на утро и по стеночке уплёлся в свою комнату, где повалился на диван и уснул без снов.

      Высшая, редчайшая, утончённейшая разновидность ума, возвышавшаяся

      до степени таланта в области устной речи, – остроумие

      М.П.

      Глава об умении Стальской отличать хорошее от обычного

      На следующий день после обеда (по времени, а не после приёма пищи).

      – Так я правильно понял: ты записывала на видеорегистратор всю нашу вчерашнюю вечеринку? – я подкреплял свой вопрос жестикуляцией пальцами.

      – Правильно, – ответила Марта. – Ты очень быстро и правильно всё понял, и всего-то с четвёртого раза.

      – Всё-всё записала? – зачем-то спросил, стоящий тут же, Стальский.

      – Всё-всё, – подтвердила Марта, глядя в свой ноутбук. – И поэтому придётся долго и упорно редактировать. Мы же не покажем продюсеру немонтированную шестичасовую версию. Надо сделать выжимку. Максимум на час. Всё самое годное.

      Мы с Глебом посмотрели друг на друга и одобрительно покивали. Глеб вслух поразмышлял:

      – Эта такая передача будет… Про то как мы с Ароновым глумимся над актуальными событиями. Да? Как мы обсуждаем кино и литературу…

      – Моду и музыку, – вставил реплику я.

      – Политику и всякое искусство, – продолжил размышлять вслух Глеб. – Передача про то, как мы набухиваемся, сидя на продавленном засаленном диване, а столом для наших нехитрых закусок и стаканОв служит хромая табуретка. Упадничество, деградация, ковёр на стене…

      – Круто!.. – прошептал я. – Марты – ты гениальная блондинка.

      – Спасибо, – задумчиво проговорила Стальская, не отрываясь от своего лэптопа.

      – А как назовём эту передачу? – спросил Глеб. – Ведь, как передачу