Запас прочности. Геннадий Михайлович Евтушенко

прижал ее голову к груди. Прошептал:

      – Ну что вы, что вы, Екатерина Ермолаевна, не надо. Я все понимаю. Обойдется, будет и на нашей улице праздник.

      Екатерина Ермолаевна слегка отстранилась от него, взглянула в глаза, тихонько сказала:

      – Не Екатерина Ермолаевна я тебе, а мама. Так и зови меня, сынок.

      Вмешалась Лиза.

      – Мам, некогда в любви объясняться, бежать надо. Кивнула отцу. – Прощайтесь. Бог знает, когда свидетесь.

      Быстренько накинула старенькое свое пальтишко.

      – Все. Я выгляну, как там.

      Она шагнула в коридор, открыла дверь и… опрокинутая мощным ударом влетела в комнату. Следом, криво усмехаясь, ввалился Степанко. Перебросил винтовку в правую руку, оглядел присутствующих. Увидев Воронкова, разочарованно оскалился:

      – А, это ты, комиссар? Я уж думал цыган Лизкин домой пожаловал, навоевался.

      Взял винтовку наперевес, почесал за ухом. Бросил:

      – Ну да ладно, на худой конец и ты сойдешь. – Кивнул Николаю. – Давай двигай в угол, а то посреди комнаты стрелять неохота – всю хату кровянкой зальешь.

      Он повел стволом в сторону Екатерины Ермолаевны, пытавшейся двинуться к нему. Покачал головой.

      – И не думай. Пристрелю. Лучше дочкой своей, дурой, займись. – Повернулся к Воронкову. – И ты не думай. – Дослал патрон в патронник. – Лучше, конечно, Димку вашего пристрелить. Да ладно, в другой раз. А ты, кому сказал, двигай в угол!

      Николай прошипел:

      – Сволочь.

      И отошел в угол комнаты, стал там, опустив руки:

      – Ну что, здесь стрелять будешь или выйдем?

      Лиза застонала, попыталась сесть, встряхнула головой, потерла ушибленную скулу, затылок. Она постепенно приходила в себя, хотя Сашка виделся ей все еще в тумане. Фёдор Николаевич помог ей встать, усадил на стул. Взглянул на полицая и сказал, покачав головой:

      – Ну и подонок же ты! Лизу-то за что?

      Сашка криво ухмыльнулся.

      – За что? Она знает, за что. – Кивнул Николаю. – Ты, я вижу, уже собрался. Давай выходи.

      В это время входная дверь открылась. Повеяло холодком, в коридоре застучали сапоги. В комнату ввалились немцы: офицер и два солдата. С ними незнакомый полицай. Тот сразу воскликнул:

      – Так вот он, – указал пальцем на Николая. – Мне Сашкина женка так и сказала: здесь он. – Кивнул Сашке: – Здорово, Санек. Ты уже успел! Медаль зарабатываешь? Молодчага.

      Офицер с пистолетом в руке приказал Воронкову:

      – Хенде хох!

      Николай с тоской окинул фашистов взглядом. Рук не поднял. Вошедший с немцами полицай подошел к нему.

      – Ну шо, не понял? Давай хендехохай, а то на месте пристрелю, комиссарская морда. – И видя, что Воронков рук не поднимает, ткнул стволом винтовки ему в подбородок. Промычал: – Ну-у-у…

      Солдат навел автомат на Николая, передернул затвор.

      Екатерина Ермолаевна не удержалась:

      – Коля! Коленька, ну подними ты руки, пристрелят ведь, кому лучше?

      Степанко тоже не сдержался:

      – Ну ты, сучонок! Поднимай руки, поднимай,