Хозяин Марасы. Ирина Щербакова

подошёл к борту и выдернул нож. Он смотрел не на Феличе, а на бело-жёлтый, словно выточенный из цитрина, надколотый шар убывающей луны. Только он был ярким, светлым пятном в окружавшей иол темноте. Как и в его жизни – наивная и глупая, иногда излишне жадная, полная недостатков, но живая и драгоценная сердцу Феличе. – Каждый день. Потому что иначе слишком легко вернуться к тому, каким я был. А это хуже, чем стать выродком, убийцей или безумцем.

      Почему?

      Я был всеми тремя сразу, давным-давно. И был никем и ничем, – Бо сунул нож в чехол, потянулся, размял плечи и подошёл к перегородке кокпита, где лежали его вещи. Подняв небольшой свёрток, он подмигнул Феличе. – Каждому своя тренировка.

      Ущербная луна медленно катилась мимо пуховых облаков, сверкала драгоценными гранями, как осколок сновидения Феличе. Плескали о борт кораблика волны, спокойные и ровные, как дыхание Бо. Рассудительность и спокойствие. Мечтательность и ночная, сладкая леность. Нежная южная ночь раскинулась по поверхности моря, обнимая своими чернильными, в алмазной россыпи, руками и воду, и небо, и глупых людей. Тёплый ветер нёс брызги пены, запахи соли и бронзы. Наигравшись с водой, он то и дело с любопытством ерошил чёрные локоны женщины, взахлёб читавшей вслух. Перед ней, обнажившись по пояс, кружился по тесной палубе мужчина. На левую руку была намотана рубашка, которую отсветы фонаря то и дело окрашивали в рыже-алый цвет, а правая сжимала то ли слишком длинный кинжал, то ли маленький меч. Резко выгнутая крестовина напоминала рога и была направлена в район острия, а треугольное лезвие, словно длинный язык животного, лакало вместо крови ночной воздух16. Тяжёлый клинок рубил, колол, обманывал и нырял, подчиняясь крепкой руке, держащей черен оружия. Иногда он проносился совсем рядом с Феличе, единожды от его порыва перелистнулись страницы, от чего женщина возмущённо вскрикнула – потерянную строчку пришлось долго искать. Бо только улыбался ей. Он кружился, прыгал по палубе, сражаясь с ночью, скрываясь за парусами, мачтами и кокпитом. Он наслаждался движением, которого так и не получил этой ночью – побега от полиции ему было явно мало!

      …меня ж иссушает, томя, к милой Гликере страсть! – уже запинаясь, дочитала Феличе и захлопнула книгу. – Я молодец? Я молодец! Я заслужила награду? Заслужила. Хочу вина!

      Сейчас! – крикнул ей с мыса иола Бо, куда он отступил от невидимого противника. – И вино тебе будет… и…

      Птицы, – вдруг деревянным голосом произнесла Фели, глядя на луну.

      Что? – Бо замер, опасно наклонившись спиной вперёд над бортом. Под ним проносились волны, и брызги то и дело оседали на его волосах, словно море пыталось коснуться его.

      Птицы, – повторила она и указала книгой, всё ещё не веря в увиденное. Бо выпрямился и посмотрел в нужную сторону. Пересекая сияющий силуэт убывающей луны, в их сторону неслась большая стая птиц – бесшумно, стремительно и неуклонно.

      Не должно их тут быть, – процедил Бо и откинул назад влажные от морских брызг волосы. – Ни птиц, ни ещё какой чёртовой живности.

      Не

16

Чинкуэда или чинведеа (от итал. cinquedea – что переводится, как «пять пальцев») – относится как к мечам, так и кинжалам. Представляет собой оружие с коротким клинком клиновидной формы и был распространён в Италии в период с 1450 по 1550 гг. Характерная особенность – большой вес и несколько долов на клинке. Являлся как оружием знати, так и простых горожан, носился горизонтально на спине. Длина клинка достигала 35-40 см, а общая длина меча 50–55 см. В немецких городах назывался «воловий язык»