Песнь Серебряной Плети. Бранвена Ллирска

конь, и едва не сбив девушку с ног, боднул ее широким лбом. – То вервульфы. Волкачи. И они чуют дичину!

      Оборотни. Чудовищные волки с разумом человека и силой зверя. Кровожадные демоны, собратья орков и гоблинов… В голове всё снова смешалось. Но ведь сесть верхом на агишки – верная смерть. Если не сожрут вервольфы, сожрет он…

      В сизой от призрачного света луны темноте леса промелькнули горбатые, взлохмаченные спины двуногих волков…

      Фэй и опомниться не успела, как оказалась сидящей на гладком лошадином крупе, вцепившись в длинную волнистую гриву, в то время как обезумевший от страха ирландский водяной, диким галопом ломился куда-то через заросли, прочь от воющей смерти.

      Глава 10. Лакомство

      После того, как Киэнн прошел проклятущий лабиринт в третий раз, колени у него дрожали от напряжения, кровь в висках лупила так, будто сам великий Бонзо выдавал там свое коронное соло на ударных, а перед глазами плыли ярко-малиновые круги. Наверняка, это не было никак связано с тем, что якобы происходит в Кэр Анноэт каждую седьмую ночь. Во всяком случае, Киэнн старательно убеждал себя в этом. В конце концов, у него предостаточно причин, чтобы чувствовать себя хреново. Но все, что не убивает тебя, просто выжидает более удобного случая. Ну, или, может быть, в конечном счете, и впрямь делает тебя сильнее.

      Войдя в зал с костяным канделябром (который он мысленно окрестил «сучьим выменем»), Киэнн почувствовал, как земля медленно уходит у него из-под ног. «Вот дерьмо! Я буду долго смеяться, если сдохну в двух шагах от выхода». Но дело было определено не только в физическом и эмоциональном истощении – в Кэр Анноэт действительно что-то происходило. Дробленый лед, ранее лишь едва заметно покалывавший босые ступни, таял, превращаясь в жидкую, обжигающе-холодную кашу. С противным хлюпаньем она жадно заглатывала стопу при каждом шаге, и все неохотнее выплевывала обратно. Ледяная жижа вовсе не походила на обычную болотную грязь, но была скорей схожа с липкой густой слюной рептилии, дрожавшей на полу огромными ртутными каплями. Кожу она не пачкала вовсе (ну, или разглядеть пятен Киэнну не удавалось), только кровь, неведомо по какой причине, все больше отливала от пальцев ног, вызывая холодное онемение.

      Киэнн умудрился проковылять больше половины пути, когда споткнулся и упал в первый раз. Вот тут ему сделалось по-настоящему жутко. Потому что вблизи эта прозрачно-серебристая слизь вовсе не казалась губительным ядом. Напротив: она влекла и манила всей сладостью бытия, как, должно быть, медвяная роса на листьях растения-хищника непреодолимо влечет беспечную муху.

      – Ну уж дудки, госпожа Росянка, я сегодня не обслуживаю! – проворчал под нос Киэнн, с усилием высвобождая увязшую в ароматном клею ладонь.

      Правая рука, которая едва начала обретать чувствительность, вновь отнялась. Уши Киэнна различали, как по стенам темницы сбегает, сочась из невидимых щелей, та же смертоносная жидкость. Под ногами она поднялась с прежнего