Дорога домой. Анна Грэм

ветерана войны. Все деньги Эвана уходили туда. Отец собственной недвижимостью так и не обзавёлся, думал, что успеет. Он напоминал Эвану большого ребёнка, верящего в зубную фею. Точно так же когда-то верил его дед – он каждую неделю покупал лотерейные билеты в надежде однажды выиграть миллион. Эван же предпочитал не надеяться, а вкалывать.

      – Ничему жизнь тебя не учит.

      Вечером, когда у них на парковке тормозит белый «БМВ», Эван убеждается в этом ещё раз.

      Эван не выдерживает, когда они приглашают его выпить с ними шампанского. Крик раздирает ему горло, когда Эван пытается донести до отца, что тот снова ступает на минное поле. В третий раз его закроют надолго, и Эван не хочет потерять его окончательно. Надежда однажды быть услышанным тает на глазах, Майкл отпирается и упрямо твердит, что уж в этот раз точно всё будет хорошо. Келе молчит, лишь переводит взгляд с одного на другого, потягивая шампанское из стакана для виски. Она еле заметно улыбается, словно процесс созерцания двух матерящихся мужиков доставляет ей какое-то извращённое удовольствие.

      – Ты ни хрена меня не слушаешь, тебе плевать на мои слова. Тебя вообще на меня плевать! Я не понимаю, зачем ты вообще меня забрал.

      Только после этих слов Майкл замолкает. Эван знает, что это подлый удар, что это скользкая и тяжёлая для обоих тема, но всё-таки не может сдержаться. Ему хочется сделать отцу больно, и у него получается. Майкл отворачивается от него, запускает пальцы в волосы, ерошит их, дёргает, утирает нос ребром ладони. Прячет глаза. Эван хлопает дверью в свою комнату, чувствуя себя правым. И одновременно чувствуя себя погано.

      Ночь проходит беспокойно – Эван почти не спал. Келе приходит к нему в комнату под утро. Кажется, она ещё и не ложилась – под глазами чернеют точки осыпавшейся туши, краешки век воспалены, на белках краснеют лопнувшие сосуды. Эван собирается захлопнуть перед её носом дверь, но она, оказывается, сильная – ставит ногу в проём и отталкивает его плечом. Он невольно соприкасается с ней – мышцы её плеч и предплечий тугие и плотные. Наверное, она тоже занимается.

      – Слушай, Эван. Ты думаешь, что это я виновата, но меня тогда тоже подставили. Я успела смыться, а Майк нет. Я ничего не могла сделать. Сейчас мы работаем на других людей, с ними всё чисто.

      Она пытается оправдаться, доказать что к той посадке отца не имеет отношения, но Эвану плевать, он лишь сильнее злится. Отцу нужно держаться подальше от таких, как эта женщина. Он слишком азартен, он слишком легко поддаётся на провокации, а она сама – одна сплошная провокация.

      – Не подрезай отцу крылья. Когда он выходит на ринг, даже тренером, он… понимаешь… – она улыбается, выражение её лица смягчается, становится мечтательным, пухлые губы становятся будто бы больше, растягиваясь в улыбке. – Он просто зверь.

      Келе восхищается им. И это восхищение, как крючок, на который отца так легко поймать. Очевидно, что она рассчитывает поймать на него и сына.

      – У тебя лицо очень выразительное. Скулы, нос. Красиво, – она тянет к нему руку, чтобы дотронуться