Басурманин. Крылья каарганов. Милена Миллинткевич

дня ждали мы у реки. Прискакал один. Одет чудно. Речи вёл не по-нашему. Старшо́й с ним об чём-то долгонько перешёптывался. А потом принял сей мешок с монетами. Сказывал, на троих поделит, когда дело справим. В лесок привёл. Ждать велел. А тут вы…

      – Кого ждать велел старшо́й? – поднялся с лавки Дамир и подошёл ближе.

      Увидав его, оба разбойника затряслись от страха.

      – Сказывайте! – пнул их в спины Силыч. – Кого в лесочке ждали? Его?

      Силыч кивнул в сторону хана.

      – Штагшой шкаживал княжя ждём, – шмыгая носом, забубнил Шельма.

      – Какого князя? – схватил его за шиворот Силыч.

      – Не ведомо нам! – заскулил Кутя. – Старшо́й не сказывал.

      – Силыч, убери этих прочь с очей моих! – велела Влада и с укором поглядела на воеводу. – Ежели в наших лесах такие людишки в одном месте завелись, стало быть, и в прочих сыскаться могут? А, воевода? Спокойно в землях рязанских, сказываешь?

      Перешёптываясь, вельможи неодобрительно качали головами, косились на воеводу, на ратников, уводивших разбойников из думных палат.

      – Земли княжества стерегутся худо! – бросив украдкой взгляд на Владелину, вышел вперёд Дамир. – Дозоры лишь по верхам ездят. В леса да овраги не заглядывают. В низинах так и вовсе ходи кто хошь, ни стражи, ни ратников не повстречаешь.

      – Пошто хулу на дружину нашу возводишь, – подскочил с места купеческий староста. – Тебе, басурман, князь слова не давал.

      – Сядь! – пробасил Силыч. – Коли сам князь молчит да внемлит словам хана, то и тебе пристало.

      Гул, поднявшийся было среди вельмож, тут же прекратился.

      – Сказывай, хан Дамир! – велела Влада. – От речей твоих всем польза.

      – Вокруг Рязани сторожевые посты надёжные. Да поодаль, мало ходят, худо глядят, а где и вовсе не бывают. Мои воины зоркие, быстрые, неприметные. Возьми их на дальние подступы. И дружине твоей подмога, и тебе спокойнее.

      – Ответь мне, князь, и совету своему, – перекрикивая зашумевших вельмож, поднялся с лавки воевода. – Отчего доверяешь ты басурманину пуще, чем воеводе и боярам? Али позабыл кто Рязань сжёг, людей в полон угнал и тебя едва живота не лишил? Не из его ли басурманской неволи князь Мстислав тебя вызволять ходил? Не по его ли вине от тяжкой хвори он в землю лёг? Гляжу, запамятовал ты, князь, сколь много горестей принёс в земли рязанские сей хан?

      Обведя взором совет, Владелина заговорила тихо, так, что даже шёпот, доносившийся из углов, стих.

      – Правдивы речи твои, Симеон Тихонович! Повинен хан Дамир в бедах наших. Токмо и ты позабыл, что Рязань мы отстроили не без подмоги половцев. Да, верно! Они же град наш и пожгли. Но скажи мне, воевода, где то на Руси видано, чтобы вороги с миром воротились, головы свои побеждённому княжеству принесли, всё, что вывезли из стен воротили, да подмогу в делах наших предлагали? Ответь мне и боярам, Симеон Тихонович, слыхал ли ты об том?

      – Не бывало того на Руси!

      – Не слыханное дело то!

      – Такого издревле не бывало! – послышались возгласы отовсюду.

      Воевода, поджав