Если бы мы были злодеями. М. Л. Рио

ясней. Синель, отец мой, умер,

      И потому я знаю сам, что стал

      С тех пор Гламисским таном; но Кавдор

      Здоров и жив! А что до предвещанья

      Быть королем – то ведь оно чудней,

      Чем даже весть, что буду я Кавдором!

      Скажите ж, как и почему известны

      Такие вам дела? Зачем явились

      В пустынной этой дебри вы, чтоб нам

      Смутить и ум и душу этим странным

      И вещим предсказаньем? Говорите!

      Я требую!..»

      Они смотрели на него с похотливой благодарностью, приложили пальцы к губам, после снова побежали к озеру и нырнули в воду. Когда они полностью скрылись под водой, а мы почти пришли в себя, я повернулся к Джеймсу, выжидающе вскинув брови.

      – «Монарший трон твоим обещан детям». – Он.

      – «Но ты зато монархом будешь сам».

      – «И сверх того Кавдорским таном. Так ли

      Мы слышали?»

      – «От слова и до слова». – Я.

      Где-то среди деревьев послышались шаги, и я взглянул в ту сторону.

      – «Но кто идет?»

      Оставшаяся часть сцены была короткой, и, когда я заговорил, мой взгляд опять начал блуждать по поверхности воды. Озеро замерло, отражая беспокойное, бурное небо. Когда пришло время, я и два счастливых третьекурсника, игравшие Росса и Ангуса, вышли прямо из огня (постановки никогда не обходились без спецэффектов).

      – Мы закончили, – шепнул один из них. – Ни пуха.

      – Спасибо. – И я юркнул за сарайчик на краю пляжа.

      Он был крошечным, не больше флигеля, и если я выглядывал из-за него, то видел костер, каноэ и Джеймса, который одиноко стоял в стороне ото всех.

      – «Что вижу я?.. Кинжал! И рукоятка

      Плывет ко мне!..»

      Он цеплял пальцами воздух перед собой.

      – «Хочу его схватить…»[27]

      Это был монолог, который я не ожидал услышать от него. Сам Джеймс был слишком хорош и безупречен, чтобы говорить о крови и убийствах, словно настоящий Макбет. Но он был там, в красном свете костра, и глубокие тени ложились на лицо моего друга, не оставляя и следа от прежнего ангельского совершенства. Он стал красив, будто дьявол, – с темными, блестящими глазами и соблазнительной улыбкой.

      – «…Подобный призраку, спешил он

      На дело зла!.. Не выдай же, земля,

      Моих шагов, куда бы их направить

      Ни вздумал я!.. Не возопите камни,

      От ужаса, чтоб не смутил глухой

      И мертвой тишины, так подходящей

      К задуманному делу! Но довольно!..

      Словами я грожу, а он живет!

      В словах простыть способно само дело…

      Иду, иду! Гудит призывный голос!..»

      Он еще раз проклял Дункана, а затем направился ко мне, покинув круг света. Зрители на пляже, перешептываясь, ждали начала следующей сцены.

      – И что теперь? – спросил я, когда он приблизился и мог услышать меня.

      – Не знаю. – Он присел на корточки. – Думаю… стой. – Он привстал и весь напрягся.

      – Что?

      – Геката, – прошипел он.

      Прежде чем

27

Вильям Шекспир. «Макбет» (Пер. А. Соколовского).