Если бы мы были злодеями. М. Л. Рио

смотрел ошарашенно.

      – Почему?

      Ричард едва не расхохотался.

      – Ведь у него по крайней мере четырнадцать трагических пороков! Предполагается, что у героя должен быть всего один.

      – Цезарь амбициозен, как и Макбет, – заявила Мередит. – Элементарно. Самый главный трагический порок Брута состоит в том, что он настолько туп, что не слушает Кассия.

      – Как может Цезарь быть героем? – осведомилась Рен и посмотрела на Ричарда. – Он умирает в третьем акте.

      – Да, но пьеса названа его именем, верно? – выпалил Ричард: он так спешил это объяснить, что слова вырывались прямо на вдохе. – Как и остальные трагедии.

      – Серьезно? – произнесла Филиппа ровным тоном. – Ты собираешься строить аргументацию, отталкиваясь от названия пьесы?

      – А я все еще жажду услышать про четырнадцать пороков, – заметил Александр.

      – Я не имел в виду, что их точно четырнадцать, – тихо вымолвил Ричард. – Попробую выразиться по-другому… Невозможно выделить, что именно приводит к тому, что он кончает с собой.

      – Разве нельзя утверждать, что трагический порок Брута в его непреодолимой любви к Риму? – спросил я, переведя взгляд на Джеймса, который, прищурившись, пристально разглядывал Ричарда.

      Фредерик безмолвно застыл у доски, слушая нас.

      – Нет, – повторил Ричард, – помимо прочего есть его гордость, его самодовольство, тщеславие…

      Ясный голос Джеймса прорезал низкий, царапающий баритон Ричарда.

      – Но ведь это по сути – одно и то же, что ты должен понимать лучше всех.

      В галерее воцарилась гробовая тишина. Джеймс стиснул зубы и уставился на Ричарда. Я знал, что он не собирался говорить вслух ничего подобного, и мое сердце бухало так, будто я сам сболтнул это несколько секунд назад.

      – Что ты сказал? – спросил Ричард ледяным тоном, и волосы у меня на затылке встали дыбом.

      Джеймс сглотнул и ответил:

      – Ты меня слышал.

      – Да, мать твою, слышал, – процедил Ричард, и от звука его голоса у меня мурашки побежали по спине, замораживая все позвонки. – Я даю тебе возможность забрать свои слова обратно.

      – Джентльмены. – Я почти забыл, что Фредерик был в комнате: он говорил очень тихо, и на мгновение мне почудилось, что он сейчас потеряет сознание, шокированный ситуацией. – Хватит.

      Ричард, который практически сполз с кушетки и наклонился вперед, как зверь, готовившийся к прыжку, резко откинулся на подушки.

      Джеймс нервно облизнул нижнюю губу и отвел взгляд.

      – Прошу прощения, Ричард, – коротко и сухо произнес он. – Мне не следовало так говорить.

      Гнев исчез с лица Ричарда, подобно молниеносной вспышке, хотя в его глазах осталась неожиданная удрученность… но лишь на мгновение. Он печально улыбнулся.

      – Полагаю, критику в свой адрес я заслужил. Я даже не извинился за ту маленькую выходку в день первой репетиции. Мир, Джеймс?

      – Да, конечно, – ответил он, подняв голову и немного расслабив плечи. – Мир.

      После неловкой паузы, во время которой я обменялся быстрыми, озадаченными взглядами с Филиппой и Александром,