И пели птицы…. Себастьян Фолкс

и вдруг услышала звуки, долетавшие из открытого вверху окна. Очень тихие, но такие занятные, – Лизетта усмехнулась. – А вечером после обеда слышала, как кто-то тихо-тихо прокрался по коридору к ее комнате, а после вернулся на цыпочках и спустился вниз.

      Лизетта смотрела на Стивена, склонив набок головку.

      – Ну? – спросила она.

      – Что значит «ну»?

      – Что вы на это скажете?

      – Скажу, что у вас очень сильно развито воображение.

      – Да, разумеется. Я воображала все, что вы там делали, и думала, что с удовольствием тоже попробовала бы делать это с вами.

      Стивен рассмеялся, на этот раз искренне позабавленный.

      – Это не смешно. Вам же не хочется, чтобы мой отец узнал о том, что я слышала.

      – Вы – дитя, – ответил Стивен, почувствовав впрочем, что покрывается потом.

      – Нет, не дитя. Мне скоро семнадцать лет. По возрасту я ближе к вам, чем она.

      – Вы любите Изабель?

      Этот вопрос застал Лизетту врасплох:

      – Нет. То есть да, любила.

      – Она была добра к вам.

      Лизетта кивнула.

      – Подумайте об этом, – сказал Стивен.

      – Подумаю. Но вам не следовало завлекать меня.

      – Не следовало делать что?

      – Когда вы дали мне ту фигурку, я подумала… Вы же знаете, вы очень подходите мне по годам. Вот я и захотела вас для себя.

      Стивен начинал понимать, что перед ним не ребенок, который устраивает неприятности из чистой прихоти, но существо, чьи чувства он ранил. В том, что говорила Лизетта, присутствовала определенная правда.

      – Я сожалею, что так вышло с фигуркой, – сказал он. – Вы сидели рядом со мной. Будь на том месте Грегуар, я подарил бы ее ему. У меня не было никакой задней мысли. Собственно, чуть позже я вырезал еще одну для вашего брата.

      – Выходит, она совсем ничего не значила?

      – Боюсь, что нет.

      Лизетта накрыла ладонями его руку:

      – Я не ребенок, Стивен, хоть все и относятся ко мне как к ребенку. Я женщина – по крайней мере почти. И тело мое – тело женщины, а не ребенка.

      Стивен кивнул. Он думал, что, сохраняя спокойствие, сможет утихомирить ее.

      – Я понимаю. Вам приходится трудно, особенно без матери.

      – Что вы можете знать о моей матери?

      – Не сердитесь, Лизетта. Я тоже рос без матери и без отца. Я знаю, каково это, я понимаю вас.

      – Хорошо. Может быть. Но я говорила всерьез. Я хочу, чтобы вы делали все это со мной.

      – Я не могу, Лизетта. Вы должны понимать это. Не ставьте меня в ложное положение. И себя тоже.

      – Я что, недостаточно хорошенькая? Не такая, как она?

      Стивен окинул ее взглядом. Разрумянившаяся от вина и смущения, она была привлекательна. Глубоко сидящие карие глаза с густыми ресницами, жесткие волосы, тонкая талия…

      – Вы очень хороши собой.

      – Тогда притроньтесь ко мне, потрогайте, как трогаете ее.

      Она уже сжимала его руку обеими ладонями. Стивен сообразил наконец, как сильно подействовало на нее вино, –