Убийство-2. Дэвид Хьюсон

мониторе ее компьютера застыл на паузе видеоролик: дом посреди темноты, в окнах свет.

      – Что это, Карина? – спросил Бук.

      – То странное сообщение, которое уже приходило несколько раз. Судя по адресу, отправлено из Министерства финансов, но на самом деле адрес – подделка. В тексте письма только ссылка. До половины шестого она не открывалась. Это… – Она сделала глубокий вздох и нажала на старт. – Смотрите сами.

      Экран ожил. В одном из окон верхнего этажа вспыхнул свет, появился силуэт женщины, вытирающей полотенцем волосы, как будто она только что вышла из душа. Съемка сопровождалась звуком учащенного дыхания. Объектив проследил за женщиной, которая перешла на кухню. Она выпила стакан воды, на что-то посмотрела, потом ушла.

      – Все это очень интересно, – сказал Бук. – Но в польском посольстве…

      – Забудьте о приеме, – стояла на своем Карина.

      Камера приближается к дому, слышны шаги по земле. Женщина с мокрыми волосами снова в кухне, режет на доске овощи. На ней голубой халат. Вот она прислушивается к чему-то, смотрит в окно, испускает неслышный крик, роняет нож.

      Смазанные в движении кадры, звук разбитого стекла.

      Затем сразу другая сцена, крупным планом. Она сидит в кресле в луче света, по-прежнему в голубом халате. Кровь льется у нее из носа, под глазом черный синяк, ссадина над бровью. Халат свалился с плеч почти до груди, открывая жестокие порезы на коже.

      Она разрывается между неповиновением и гневом, пристально смотрит в камеру.

      – Мой бог, – пробормотал Карстен Плоуг и придвинул стул.

      Бук подошел ближе. В это время камера отъехала, и в кадре появилась веревка, которой женщину привязали к стулу. В левой руке она держит лист бумаги. Ее окровавленное, испуганное лицо склоняется к листу, и прерывающимся, ломким голосом она начинает читать:

      – Я обвиняю лицемерное датское правительство и неверный датский народ в преступлениях против человечности.

      Бумага дрожит в ее руке. Она поднимает глаза к объективу, ища жалости, ответа, но тщетно.

      – Настало время мести Аллаха. Мусульманская лига отомстит за страдания, которые Дания причинила… в Палестине, Ираке и Афганистане.

      Влажные волосы рассыпались по обнаженным плечам, голова трясется, бегут слезы, прочерчивая дорожки в кровавых слюнях вокруг рта. Она шепчет сквозь плач:

      – Я признаю себя виновной. Моя кровь прольется, и многие последуют за мной на смерть.

      Камера делает наезд. Ужас на ее лице.

      – Я ничего не сделала… У меня маленькая дочь… Ради бога…

      Камера еще ближе, еще. Рот в крови, зубы в крови, крик, и кадр застывает. Тишина – на экране. В комнате.

      Карина встала, извинилась и быстро выбежала из кабинета. Томас Бук тяжело опустился на стул рядом с ее столом. Это была та самая женщина, которую он видел на фотографии в папках Фроде Монберга. Анна Драгсхольм. Бук уже освоил один из основных приемов политиков – научился запоминать имена. Это имя он забудет не скоро.

      Клуб ветеранов располагался в районе Христианхаун, недалеко