Убийство-2. Дэвид Хьюсон

не историк и не юрист. Но я проконсультировался и с теми, и с другими по поводу ваших предложений. Насколько мне известно, датское правительство только раз за всю историю отказалось от правового союза на основании расхождения во взглядах. Взгляните…

      Он передал бумаги Краббе. Плоуг тоже приблизился, посмотрел и отошел с удрученным видом. Это были снимки времен Второй мировой: нацистские солдаты на улицах, винтовки на изготовку, штыки подняты, на обочинах испуганное население.

      – Это было в тысяча девятьсот сорок первом году. Тогда мы отвергли союз с Коммунистической партией. Да, нас подталкивал к тому вермахт. Мне нет нужды рассказывать вам, к чему это привело. Ваш дед, несомненно, упоминал этот факт.

      Краббе бросил снимки на стол.

      – Такие вещи нельзя сравнивать.

      – Наши эксперты по конституционному праву уверены в обратном. Вы найдете их соображения вот в этих документах. Буду рад, если передадите наш разговор своим коллегам…

      – Не оскорбляйте меня.

      Большая ладонь Бука взметнулась в воздух.

      – Поистине, Краббе, в моих мыслях не было ничего подобного. Вопрос очень простой. Желает ли Народная партия стать частью широкой коалиции и способствовать принятию закона, о котором просят службы безопасности? Или вы хотите остаться в одиночестве со своим особым мнением, которое в последний раз было озвучено, когда нацисты управляли Копенгагеном и при этом обращались с нами как с рабами и марионетками?

      – Министр… – пробормотал Плоуг.

      – Нет. – Бук одарил улыбкой их обоих. – Он сможет сам ответить.

      – Печально, – сказал Краббе, направляясь к двери и оставив документы лежать на столе. – Вы сами не знаете, что делаете, Бук. Я ошибался, недооценив вашу некомпетентность.

      – Я не могу сидеть здесь весь вечер, – пробурчал Странге. – Можете поконкретнее? Зачем ему это снимать на видео?

      Они вернулись в дом Драгсхольмов и бродили по гостиной, включив все освещение. За окном серели тени деревьев на краю сада, грохотали в отдалении поезда.

      Четверть восьмого. Давно пора было позвонить матери, предупредить, что задерживается. Но Вибеке казалась такой счастливой с Бьорном; скорее всего, она и не заметит.

      – Вы говорили, что кровавые пятна свидетельствуют о том, что сначала жертве нанесли ножевые ранения, а потом заставили сесть в кресло. – Лунд смотрела на кожаное офисное кресло, все еще лежащее боком на полу – в том положении, в каком его обнаружили полицейские.

      Странге нахмурился:

      – Не понимаю, о чем вы. Если это было убийство в состоянии аффекта…

      – Вы подгоняете факты под теорию, а надо наоборот.

      Он пристыженно умолк. Лунд в который раз углубилась в отчеты криминалистов, снова прочитала заключение о вскрытии, всмотрелась в фотографии порезов на шее и теле Анны Драгсхольм.

      – Только одна рана была глубокой – та, что попала в сердце, – продолжала Лунд. – Эксперты полагают, что ее нанесли ножом. Остальные раны отличаются. В основном поверхностные, и форма другая.

      – У нас пока нет оружия.

      – Вы