Крест и корона. Нэнси Бильо

огнем, если чресла изнывали от месячных, мы все равно шли по каменному коридору на первые молитвы. В противном случае нас ждало строжайшее наказание на капитуле.

      Я хотела было подняться и узнать, что случилось, намереваясь загладить свою вину, но странная тяжесть прижимала меня к постели. Я не могла открыть глаза. Постель словно затягивала меня. Какая-то часть меня противилась этому, но другая – гораздо бульшая – желала подчиниться этой тягучей черной пустоте.

      По прошествии некоторого времени пустота исчезла, и я оказалась на огромном поле в толпе людей – слякоть, толкотня, смех, ругань, красные от вина лица. Я снова была на Смитфилде. «Ты спишь, Джоанна, – сказала я себе вслух. – Тебе ничто не угрожает». И в самом деле, теперь мои ноги словно пари`ли над грязью. Я плыла, летела над толпой. И никто меня не видел.

      Потом я увидела ее, и меня повлекло к земле. Она шла далеко впереди, но я узнала ее по так хорошо знакомой мне гордой походке, манере никогда не сутулиться и распрямлять плечи, когда что-то вызывало ее неудовольствие. Я хотела как следует рассмотреть ее, прикоснуться к ней, но внезапно меня охватил ужас. Я больше не чувствовала себя в безопасности в этом сне. Он превратился в реальность.

      Я позвала ее, но она меня не услышала.

      – Мама, помоги мне! – изо всех сил закричала я. – Не позволяй им забирать меня в Тауэр!

      Моя мать повернулась, взгляд ее остановился на мне.

      – Ты обещала, – сказала она. – Ты обещала ей, что никому не раскроешь ее тайну.

      Я напряглась.

      – Кого ты имеешь в виду?

      Черные глаза матери сверкнули.

      – Ты прекрасно знаешь кого, Хуана. Era una promesa sagrada.[12]

      Теперь уже я покачала головой.

      – Нет, мама, нет. Ты не могла об этом знать. Тебя там не было. Ты ведь к тому времени уже умерла!

      Произнеся эти слова, я словно рассеяла чары и прогнала мать, потому что она исчезла в толпе, а вместо нее появился сэр Уильям Кингстон.

      – Я не хочу возвращаться в Тауэр, – сказала я.

      – И не надо.

      Неожиданно чьи-то руки забросили меня на вершину небольшой груды веток, из центра которой торчал столб. Меня привязали к нему за талию грубой веревкой, и вскоре оранжевые языки пламени принялись лизать ветки у меня под ногами. Вокруг галдела глумящаяся толпа: зеваки радовались моей смерти, как радовались смерти Маргарет.

      Я попыталась разорвать веревки, но это оказалось мне не по силам. Дым столбом поднимался вокруг. Еще несколько мгновений – и начнется мучительная агония.

      – Помоги мне, Господи! – воскликнула я. – Молю Тебя – прости меня, пошли мне спасение!

      Дым рассеялся. И тут сверху соскользнула фигура – красавец в серебряном рыцарском нагруднике. Фарфоровая кожа, голубые глаза и золотой нимб на кудрявых светлых волосах. Пораженная, я поняла, что знаю его. Это же архангел Гавриил, посланник Божий, спустился с небес, чтобы спасти меня.

      – Ты не почувствуешь боли, – сказал он.

      Вокруг меня плясали языки

12

Ты дала торжественную клятву (исп.).