Крест и корона. Нэнси Бильо

смерть в одиночестве. Что руководило моим отцом, понятия не имею. Я не видела его несколько месяцев. Но клянусь вам, он не бунтовщик. Мой отец ненавидит политику, и все эти интриги его пугают. – Я вздохнула и продолжила: – Вы когда-нибудь слышали про Стаффорда?

      Констебль задумался на мгновение.

      – Кажется, это родовое имя герцога Бекингема?

      – Да, – кивнула я. И добавила: – Он был старшим братом моего отца.

      Голос Джеффри прозвучал глухо и осторожно:

      – Третий герцог Бекингем был казнен по обвинению в государственной измене пятнадцать лет назад.

      – Шестнадцать, – поправила его я, словно это имело какое-то значение.

      – И он был арестован, поскольку возглавил заговор, имевший целью низложение монарха, после чего сам занял бы трон как ближайший родственник короля. Некоторые считали, что его претензии на трон гораздо более обоснованны, чем Генриха Тюдора.

      – Думаю, сейчас неподходящее время и место для этих слов, но мы оба прекрасно знаем, что обвинения, предъявленные моему дяде, были ложными, – заявила я.

      – Пожалуй, – проворчал Джеффри. Потом он задал вопрос, которого я ждала: – Значит, вы приходитесь сродни самому Генриху Восьмому?

      – Я не бываю при дворе, – настороженно ответила я. – В последний раз я видела короля десять лет назад.

      – И тем не менее вы его близкая родственница?

      – Моя бабушка и бабушка короля Генриха были родными сестрами, – вздохнула я.

      – А ваша кузина Маргарет?

      – Она дочь моего дяди герцога Бекингема. – Я с трудом сглотнула и продолжила: – Незаконнорожденная дочь.

      Похоже, Джеффри слегка успокоился и перевел взгляд за борт лодки.

      – Спасибо за откровенность, – сказал он наконец. – Теперь картина прояснилась.

      – Однако всего вы не понимаете, – возразила я вполголоса.

      Тут я почувствовала, что лодка плывет медленнее. Мы приближались к цели, и мне нужно было успеть сказать Джеффри еще кое-что. И потому я скороговоркой сообщила ему:

      – Я послушница Дартфордского монастыря в Кенте. И прошлой ночью тайно оставила свой орден, чтобы успеть в Лондон. Боюсь, теперь мне не позволят вернуться, но, если это все же случится, я предполагаю принести монашеский обет до конца следующего года.

      Джеффри ненадолго погрузился в молчание. Потом я вдруг услышала, что констебль издает какие-то странные звуки. Поначалу я с ужасом подумала, что мой спутник плачет. Затем решила, что он подавился.

      А когда я поняла наконец, что слышу смех – Джеффри согнулся пополам, сотрясаясь от буквально душившего его хохота, – страшный гнев охватил меня.

      – Да как вы смеете насмехаться надо мной? – воскликнула я.

      Он покачал головой и изо всех ударил себя по колену, словно пытаясь остановиться, но не смог.

      – Нет, ну надо же! Я приезжаю в Лондон как официальное лицо, чтобы присутствовать от своего округа на казни государственного преступника, – сказал он, обращаясь скорее