Звукотворение. Роман-мечта. Том 2. Н. Н. Храмов

отрешается от сущебренного в мире перед тем, как заиграть, не просто размышляет об особенностях «ЗЕМНОЙ СОНАТЫ» – ну, молчит, и молчит себе, значит, так нужно, значит вживается в ткань гениального произведения и тишина способствует настраиванию внутренних струн души на должный лад, на вдохновенное исполнение, тишина – вроде камертона… – словом, не просто подготавливает себя к чему-то большому, значительному, но отчаянно борется с подступающей вплотную смертью. Борется из последних сил…

      Впрочем, кто знает, вдруг он действительно подготавливает себя к переходу в непознанное измерение, угасающим сознанием радуется, что не в постели и не в окружении белых халатов и пилюль, а здесь, на сцене, завершает земную недолгу свою…

      За высокими узкими окнами порхал тополиный снежок. Медленно, покойно. Обострённым зрением Сергей Павлович выхватил из сплошного роя одну пушинку, проследил за последним полётом её – падала, падала, приближаясь к нему, пока не коснулась стекла… на мгновение замерла, словно прилипнув к прозрачности стоячей, изумившись преграде, после чего продолжила теперь уже скольжение вниз, напоминая раненую белокрылую бабочку (такие существуют?] или потухшую звёздочку… И чем ниже к земле опускалась кроха неснежинная та, тем гуще, плотнее становилась тишина в концертном зале, пока умозрительно не сжалась, не схлопнулась телесная почти немота в кокон чёрный, заключивший в себя плоть и дух Бородина – сплошной чернизинный комище тот явил всё: что было, что есть, а также то, чего никогда не станется, не произойдёт – для узника внутри! Вспыхнула прощально во мраке стоячем таком же порошинка тополевая, подчеркнула бессветность: зга згою! Вздрогнул Сергей Павлович… Навалился грудью на клавиатуру, уткнулся в пластинки и родные, и неродные – прощальную какофонию, абракадабру издал инструмент.

      Последний звук!

      Осиротел рояль! Будто отдал душу свою…

      А может, звук этот, утробный, измятый, мучительный, суть истинная душа Исполнителя – придавленная, тягучая, рыдающая, вместившая Судьбу и Суд??

      …а может, звук тот стал ответом на мольбу-вопрос далёкий, далёкий и родной: «КЕМ ЖЕ ТЫ БУДЕШЬ, СЕРЕНЬКИЙ МОЙ!..»

      Осиротел мир!..

      Но почему корень слова судьба – суд?!

      Мы судим? Нас судят?

      Не судите, да не судимы будете??

      Таки нет… Продолжаем денно и нощно выносить приговоры, совершенно игнорируя тех, кто приговаривает в ответ нас самих. Суд суду – рознь? Осуждая других (где суд, там и неправда!), загодя запасаемся нахрапистости, чтобы, когда придёт срок, выдержать суд собственной совести, который страшнее мистического Божьего, не говоря уже о так называемом… – ах, не всё ли равно! Разве во фразеологии дело? Без суда не казнят. Казнь – апофеоз! А покаяние – приговор, помилование вечное? Что-то среднее, чистилищное? и не привыкаем ли мы к словам, пусть и самым беспощадным, равно и самым прекрасным?!

2

      …Сергей Павлович Бородин держал