Глаза Тайги. Дмитрий Александрович Стрельников-Ананьин

деревья, это тоже своего рода вечность, ведь они вырастают из частей своих родителей – семян – плоть от плоти.

      Рост деревьев, это наглядный образ череды поколений – отдельных листьев, но единого побега, отдельных побегов, но единой ветви, отдельных ветвей, но единого ствола, отдельных корней, но единого рода, отдельного рода, но единого леса.

      Раздумывая о детях и родителях, дедах и прадедах, я шёл будто через портретную галерею, через человеческий лес уходящий корнями в земной шар. Я, Большое Гнездо, ощущал под ногами корни: великорусские, малорусские, белорусские с варяжской, прусской, литовской и польской симбиотической составляющей.

      Вспомнились владимирские Золотые ворота и Дмитриевский собор, строительство которого Великий князь Всеволод-Дмитрий Большое Гнездо завершил в 1197 году. В этой святыне я регулярно бываю в Дмитриев день. Чтобы покрепче встать на корнях. И в Углич в День Святого царевича Дмитрия стараюсь поспеть, когда есть возможность, и в Москву, на свои именины, на Соборную площадь – в Архангельский собор заглянуть. С каким же недоумением и ужасом смотрят на меня «смотрители» Архангельского, а особенно туристы, когда я встаю у саркофага Дмитрия Донского на колени, молюсь и прошу о поддержке в моих начинаниях. «Немедленно встаньте, Вы в музее!» – «Так что же получается – Россия, это музей?» – «Перестаньте, здесь иностранцы, сейчас вызову наряд!» – «Вызывайте. Донской тоже вызвал наряд, когда прибыли иностранцы, и Пожарский с Мининым сделали то же самое. Наряд будет очень кстати…»

      Я шагал через воспоминания и тайгу, через лес и себя, в уверенности, что держу правильное направление, опыт как никак имеется, я часто хожу по лесу.

      Через какое-то время остановился, и на всякий случай забрался на ель повыше.

      –Вот оно, гнездо, верно иду! Скоро буду на месте.

      Минут через десять вышел на небольшую поляну. На её окраине лежало несколько опрокинутых ветром деревьев. Присел на ствол одного из них. Решил передохнуть и перекусить.

      –Перекур! – скомандовал невидимому отряду и достал из походного рюкзачка бутылку воды и бутерброд с сыровяленной колбасой.

      Ел, пил и прислушивался к тайге. Вот перекрикиваются звонкие синицы: большие, хохлатые и гаички. Им, будто по ошибке, отвечает рябчик: тии-тии-титттириви. В кронах елей тонюсенькими голосками переговариваются корольки: ци-ци-ци. Королёк, это самая маленькая птица нашей страны, она весит меньше плода грецкого ореха. Крошечная птичка получила своё название за яркий и контрастный узор на голове – настоящую корону в мире пернатых. Вот пропела зарянка, иначе – малиновка, задорная жизнелюбивая птичка, которая часто становится жертвой кукушки, подбрасывающей яйца в её небольшое, с ладонь, гнёздышко.

      И вдруг, среди всего этого богатства, с кудрявой рябинки прямо передо мной раздалась нежнейшая трель. Да это же пеночка-весничка! Вот бы Пётр Александрович обрадовался – барон Пётр Александрович Цеге-фон-Мантейфель, «дядя Петя», душа московского Кружка юных биологов зоопарка