Глаза Тайги. Дмитрий Александрович Стрельников-Ананьин

нам преподносилось в открытой форме, на пример в текстах октябрятских песенок. Но это не «советская пропаганда», а основы общечеловеческой морали. Как «не убей, не укради» и т.д.

      То, что мой преподаватель в начальных классах, Заслуженный учитель школы РСФСР Анастасия Алексеевна Шумилова, не позволила мне окончательно изуродовать парту, за которой я сидел, тоже вряд ли можно приравнять к коммунистической пропаганде. Как и регулярные встречи с директором школы, Павлом Ивановичем Барабановым, участником Великой Отечественной, который по традиции в один из майских дней рассказывал нам о том, как был ранен и лежал на поле брани, и как немцы ходили и добивали русских солдат, а ему, Павлу, один такой выстрелил в голову, но пуля прошла наискосок через щёку. Мы слушали директора в такой тишине, что было слышно, как в наших портфелях скребутся в спичечных коробках майские жуки, которых мы ловили вечерами и непременно приносили с собой в школу, чтобы незаметно сажать девчонкам на их белоснежные школьные фартуки…

      –Нам счастливую тропинку выбрать надобно, – шептал я под носом, поворачивая голову то влево, то вправо. – Раз дождинка, два дождинка – будет радуга… Только дождя не хватало! – поднял глаза к всё более сереющему небу. – Раз дощечка, два дощечка – будет лесенка, раз словечко, два словечко – будет пе-сен-ка…

      Лестница у стены в школьном коридоре. Техничка чистит портрет Павлика Морозова. В моё время наша школа носила его имя. Портрет был довольно большой и висел на первом этаже. Всего потретов было три: они располагались в ряд, один около другого. Кто был изображён на остальных не помню.

      Эти портреты являлись частью хорошо оформленного интерьера, который не угнетал, не заставлял вне желания, а вызывал искренний интерес. В том числе – как образец декоративно-прикладного искусства.

      Помню отлично изготовленные, интересные стенды с жизнеописаниями пантеона русских революционеров: страницы исторического дневника нации. Один стенд запомнился лучше других: иллюстрированная биография Серго Орджоникидзе.

      Почему именно Орджоникидзе? Может из-за его шевелюры? В школе я носил подобную. Из-за того, что дворянин? Не знаю. Скорее всего из-за экзотической фамилии и имени.

      Ни об этих стендах, ни даже о Павлике Морозове сегодня не вспоминают авторы интернетресурса моей бывшей школы. Стыдно? Чего же тут стыдиться: теперь школа носит имя Ивана Папанина – одной из центральных шестерёнок машины чекистских репрессий в Крыму, идейного большевика удачно для себя рванувшего из шеренги первых советских исследователей Арктики в герои СССР и академическую географию. Девять орденов Ленина – буд-то пластинку заело!

      –Эй, кто-нибудь! Э-гэ-гэййй! Ау! – кринул я громко, остановившись перевести дух.

      Думал ли я тридцать два года назад, исполняя роль молодого человека по прозвищу Фотофиниш, что спустя годы так же беспомощно, но уже по настоящему, буду звать хоть кого-нибудь в надежде на спасение?

      На сцене я находился в тюрьме. В жизни – в тайге.

      Сегодня